Роберт Стивенсон - Берег Фалеза

— Нет, скорее за негодяя, если это вам так интересно знать, — сказал я.

— Неужели вы думаете, что я могу что-нибудь выгадать, пристрелив вас здесь, на этом открытом берегу? — спросил он. — Я этого не думаю. Канаки каждый день приходят сюда ловить рыбу. Быть может, не один десяток их собирает сейчас вон там копру. На холме позади вас их тоже может оказаться с полдюжины — они там охотятся на голубей. Вполне вероятно, что кто-то из них наблюдает за нами в эту самую минуту; меня, во всяком случае, это нисколько не удивило бы. Даю вам слово, что не собираюсь стрелять в вас. Да и к чему мне это? Вы же мне нисколько не мешаете. Вы не получили ни единого фунта копры, если не считать той, которую собрали собственными руками, как какой-нибудь раб, как негр. Вы прозябаете — вот как я называю это, — и мне наплевать, где будете вы прозябать и как долго. Дайте слово, что не выстрелите мне в спину, и я уйду.

— Ну что ж, — сказал я. — Вы вполне откровенны и любезны, не так ли, и я не останусь в долгу. Я не намерен убивать вас сегодня. К чему мне это? Каша только заваривается, для вас еще все впереди, мистер Кейз. Я вас уже проучил однажды: мой кулак оставил хорошую отметину на вашем лбу, она, черт побери, видна даже сейчас, и у меня есть для вас и еще кое-что про запас. Я ведь не паралитик, как Андерхил. Я и не Эдемс, и не Вигорс, и намерен доказать вам, что могу с вами и потягаться.

— Вы рассуждаете крайне глупо, — сказал он. — Таким способом вы никак не заставите меня сдвинуться с места.

— И прекрасно, — сказал я, — стойте там, где стоите. Я никуда не спешу, вы это знаете. Я могу провести целый день на этом пляже, мне-то что. Мне ведь не нужно беспокоиться насчет копры. Или насчет светящихся красок.

Я тут же пожалел об этих словах, но они как-то сами собой сорвались у меня с языка. Я сразу увидел, что это его огорошило: он молча стоял и смотрел на меня, хмуро сдвинув брови, затем, по-видимому, решил, что это обстоятельство надо получше расследовать.

— Ловлю вас на слове, — сказал он, повернулся ко мне спиной и скрылся в своей дьявольской чаще.

Я дал ему уйти, разумеется, ибо всегда держу слово. Однако я следил за ним, пока он не скрылся из глаз, после чего опрометью бросился под прикрытие деревьев и весь обратный путь старался прятаться в кустах, потому как не верил ему ни на грош. Одно было для меня ясно: я, как последний осел, сболтнул лишнее, и он теперь будет настороже, а следовательно, чтобы привести в исполнение свой план, мне надо действовать немедля.

Казалось бы, уж в это утро волнений и так было хоть отбавляй, ан нет — меня ожидало еще одно потрясение. Как только, обойдя мыс, я увидел издали мой дом, мне тут же бросилось в глаза, что там вроде бы есть кто-то чужой. Я подошел ближе, и догадка моя подтвердилась. У моего крыльца, словно часовые, сидели на корточках два вооруженных туземца. Оставалось только предположить, что вся эта история с Юмой дошла до точки и туземцы захватили мой дом, держат взаперти Юму и поджидают меня, чтобы подвергнуть той же участи.

Однако, подойдя совсем близко — а мешкать было уже некогда, — я заметил еще одного туземца: он, словно гость, расположился на веранде, а Юма принимала его, как хозяйка. Я сделал еще несколько шагов и узнал в этом госте молодого вождя Маэа; вижу: он сидит курит и улыбается. И что, как вы думаете, он курил? Не ваши европейские сигареты, которые годятся разве что для кошки, и даже не сногсшибательную штуковину местного производства, которой еще можно обойтись кое-как, если вы разбили вашу трубку. Нет, он курил сигару, и притом одну из моих мексиканских сигар, я мог в этом побожиться! У меня аж дух захватило, и безумная надежда шевельнулась в сердце: а что, если вся эта история с табу кончилась, и Маэа пришел к нам доброй вестью?

Когда я приблизился к веранде, Юма указала ему на меня, и он, ну прямо как заправский джентльмен, поднялся и приветствовал меня на крыльце моего дома.

— Виливили, — сказал он, и более похоже воспроизвести мою фамилию не сумел бы ни один канак. — Я рад.

Можете не сомневаться, островитянин умеет быть обходительным, когда он этого захочет. С первого же слова Маэа я понял, как обстоит дело. Юма могла бы и не кричать мне: «Он больше не бояться! Ходил, приносил копра!» И, поверьте, я с таким чувством пожал руку этому канаку, как если бы он был одним из знатнейших людей Европы.

А случилось вот что: они с Кейзом нацелились на одну и ту же девушку, или, может быть, так показалось Маэа, но он тут же, не откладывая дела в долгий ящик, решил покарать торговца. И вот он прифасонился, взял с собой для пущей важности двух своих подручных, вымытых и вооруженных соответственно обстоятельствам, и, улучив момент, когда Кейза не было в поселке, явился в мой дом, чтобы заявить о своем желании вести отныне свои дела только со мной. Маэа был богат и влиятелен. Думается мне, что годовой доход его был никак не меньше пятидесяти тысяч орехов. Я накинул ему четверть цента сверх ходовой цены и даже — так обрадовало меня его появление

— готов был оказать ему кредит в размере всего, что было у меня в лавке и на складе. Покупал он, надо сказать, не скупясь: и рис, и консервы, и печенье — и все в таком количестве, словно собирался пировать неделю подряд, — а материю брал целыми кусками. При этом в общении он оказался очень славным малым и довольно забавным. Мы с ним перебрасывались шуточками, главным образом с помощью Юмы, потому что английский язык он знал, прямо сказать, из рук вон плохо, а я тоже не слишком-то поднаторел в их языке. Одно было мне уже ясно: Маэа никогда всерьез не верил, что от Юмы может быть какой-то вред, ничего на самом-то деле не боялся, а только хитрил и прикидывался, будто боится, потому что считал Кейза влиятельным лицом в поселке и рассчитывал на его поддержку.

Все это заставило меня подумать о том, что мы с ним оба находимся в трудном положении. Своим поступком Маэа как бы бросил вызов всему поселку, и это могло ему недешево обойтись, он мог потерять влияние; а мне после моего разговора с Кейзом на берегу это могло стоить даже жизни. Кейз ведь почти прямо пригрозил всадить в меня пулю, если я получу от кого-нибудь хоть самую малость копры. Воротясь домой, Кейз узнает, что главный его клиент переметнулся ко мне, и, значит, делал я отсюда вывод: мне надо опередить Кейза и первым всадить куда следует пулю.

— Вот что, Юма, — сказал я. — Скажи Маэа: я огорчен, если ему пришлось долго меня ждать; объясни, что я ходил поглядеть на кейзовского тияполо и на эту его лавочку, что он устроил в зарослях.

— Маэа хотел знать: ты не бояться? — перевела мне его слова Юма.

Я громко рассмеялся.

— Ну уж нет! — воскликнул я. — Скажи ему, что это самые обыкновенные детские забавы! Скажи ему, что у нас, в Англии, мы даем нашим ребятишкам играть в такие куклы.