Джин Ауэл - Охотники на мамонтов
Эйла с трудом сдерживала слезы. Она еще не знала, как эти люди относятся к слезам; ее «мокнущие» глаза всегда тревожили членов Клана. Вид этой женщины с ребенком пробудил в ней печальные воспоминания. С одной стороны, ей было очень горько из-за того, что она не могла обнять своего сына. А с другой стороны, она вновь загрустила, вспомнив Изу, которая взяла ее в свою семью и заменила ей мать. Хотя Эйла была так же не похожа на членов Клана, как Ридаг — на обитателей Львиной стоянки. Однако больше всего Эйле хотелось сейчас найти слова, чтобы высказать Неззи свои чувства, свою благодарность за ее любовь к Ридагу… Высказать, как это важно для нее самой. Непонятно почему, но Эйла вдруг почувствовала, что если она сможет как-то помочь Неззи, то это станет своеобразной данью памяти Изы.
— Неззи, он все понимает, — тихо сказала Эйла. — Он — не животное и не плоскоголовый. Он — ребенок Клана и в то же время ребенок Других.
— Я знаю, Эйла, что он — не животное, — сказала Неззи, — но что значит «Клан»?
— Мать Ридага принадлежала к Клану. Вы говорите, что они плоскоголовые, а они называют себя Кланом, — объяснила Эйла.
— Что ты имеешь в виду, говоря: «Они называют себя Кланом»? Они же не могут говорить, — возразила Тули.
— Да, у них мало слов. Но они говорят. Они говорят руками.
— Откуда ты знаешь? — спросил Фребек. — С чего это ты так уверена в этом?
Джондалар глубоко вздохнул и задержал дыхание, со страхом ожидая ее ответа.
— Раньше я жила в Клане. Я говорила на языке Клана, пока Джондалар не научил меня говорить словами, — сказала Эйла. — Я считала Клан своим племенем.
Когда смысл сказанного ею дошел до сознания слушателей, то над очагом повисла оглушительная тишина.
— Ты хочешь сказать, что жила с плоскоголовыми?! Ты жила с этими мерзкими животными! — с отвращением воскликнул Фребек, вскакивая и отбегая в сторону. — Неудивительно, что она так плохо говорит. Она ничем не лучше их, раз жила вместе с ними. Все они — просто грязные твари, включая и твоего выродка, Неззи.
Тут вся стоянка возмущенно зашумела. Даже если кто-то и разделял его мнение, все равно Фребек зашел слишком далеко. Мало того, что преступил границы вежливости по отношению к гостям, так еще и оскорбил жену вождя. Правда, его давно раздражало, что он живет в стойбище, которое приютило у себя «мерзкого выродка». И к тому же он еще не пришел в себя от язвительных уколов матери Фрали, нанесенных ему в сегодняшней схватке, продолжившей давнишнюю войну. Поэтому Фребеку хотелось выплеснуть на кого-то свое раздражение.
Талут взревел, защищая Неззи и Эйлу. Тули, перекрикивая его, пыталась защитить честь стойбища. Крози, злобно усмехаясь, то поносила Фребека, то запугивала Фрали, и остальные тоже орали во весь голос, высказывая свои мнения. Эйла переводила растерянный взгляд с одного лица на другое, и ей жутко захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этого безумного ора.
Неожиданно Талут громовым голосом потребовал тишины. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы утихомирить разбушевавшиеся страсти. Затем послышались звуки барабана Мамута, что завершило восстановление порядка, и все Мамутои спокойно расселись по местам. Когда барабан затих, Талут сказал:
— Я полагаю, что, прежде чем высказывать какие-либо суждения, мы должны выслушать рассказ Эйлы.
Все Мамутои с готовностью повернулись в ее сторону, с жадным интересом ожидая, что скажет эта таинственная женщина. Эйла молчала в нерешительности, ей не хотелось больше ничего рассказывать этим крикливым грубым людям, но она чувствовала, что у нее нет выбора. Тогда, гордо вздернув подбородок, она подумала: «Ладно, я расскажу им то, что они так жаждут услышать, но утром я распрощаюсь с ними».
— Я не знаю… Я совсем не помнить своего детства, — начала Эйла. — Только землетрясение… и пещерного льва, который оставил шрамы на моей ноге. Иза говорить, она найти меня у реки… Есть какое-то слово, Мамут?.. Когда человек ничего не чувствует?..
— Без сознания.
— Да, Иза говорить, что я лежать без сознания. Мне было мало лет, меньше Ридага. Возможно, пять лет. Когти пещерного льва оставить кровавые следы на моя нога. Иза быть… целительница. Она лечить меня. Креб… Креб был Мог-ур… как Мамут… посвященный человек, он знать мир Духов. Креб учил меня говорить язык Клана… Они заботиться обо мне. Я не принадлежать Клан, но они заботиться обо мне.
Она старательно вспоминала язык Мамутои, все то, чему успел научить ее Джондалар. Замечание Фребека о том, что она плохо говорит, задело ее больше, чем остальные высказывания. Эйла взглянула на Джондалара. Лицо его выражало тревогу. Похоже, он хотел предостеречь ее от чего-то. Она не могла понять причину его беспокойства, но подумала, что, возможно, не стоит рассказывать все до конца.
— Я выросла в Клане, но ушла… чтобы найти Других, похожих на меня… Тогда мне было… — она запнулась, вспоминая соответствующее счетное слово, — четырнадцать лет. Иза говорить мне, Другие жить на севере. Я долго ходить, не найти никого. Потом я найти хорошую долину и пещеру и осталась там, чтобы готовиться к зиме. Убить лошадь для зимнего запаса и увидеть маленькая лошадь, ее ребенок. Я скучать одна. Маленькая лошадь была как ребенок. Я заботиться о ней. Позже найти маленький лев, плохо искалеченный… Я взять лев тоже, вылечить, но он расти большой и уйти… нашел львицу. Я жить в долине три года одна. Потом встретить Джондалара.
Эйла умолкла. Никто не проронил ни слова. Ее более чем незатейливый рассказ — простое перечисление основных событий ее жизни — мог быть только правдой, и однако, поверить в него было очень трудно. Он породил множество новых вопросов и почти не дал ответов. Неужели плоскоголовые действительно приютили и вырастили ее? Неужели они действительно умели говорить или по крайней мере общаться друг с другом? Неужели они действительно способны на человеческие чувства и тоже принадлежат к человеческому роду? И как относиться к ней? Можно ли считать человеком того, кого вырастили плоскоголовые?
В наступившей тишине Эйла задумчиво смотрела на Неззи и Ридага, и ей припомнился один давний случай из жизни Клана, когда она была еще совсем маленькой. Креб учил ее ручному языку, но был один жест, который она поняла самостоятельно. Этот жест часто использовали, общаясь с детьми, и дети постоянно делали его, обращаясь к женщинам, которые растили их. Иза обрадовалась, когда Эйла впервые подала ей такой же знак.
Эйла склонилась вперед и обратилась к Ридагу:
— Я хочу показать тебе слово. Слово, которое ты сможешь сказать руками.
Он выпрямился, в глазах его вспыхнули огоньки жадного интереса. Он давно научился понимать человеческую речь и сейчас понял все, о чем говорилось. Однако рассказ о языке жестов вызвал у него смутное волнение. Чувствуя на себе пристальные взгляды всех обитателей стоянки, Эйла сделала некий жест — строго выверенное движение.
