Михаил Попов - Паруса смерти
Альфонсо помедлил еще буквально секунду, и его можно было понять, ибо в момент сообщения невероятного известия сообщающий как бы возносится над слушающими.
— Он сказал, кто ему помогал в его делах. И во время бегства из картахенской тюрьмы, и во время нападения на флотилию ловцов жемчуга.
— Всегда считалось, что это сделали лесорубы с Ямайки.
— Считалось, ваше высокопревосходительство. А на самом деле это совершил он, Горацио де Молина, и помогал ему в этом не кто иной, как его дядя.
— Имя, имя этого дяди!
— Ангерран де ла Пенья!
Дон Антонио не смог усидеть на месте. Он вскочил и стал нервно расхаживать по беседке.
— Бред сумасшедшего!
— Тюремщики тоже вначале подумали так же. Но он привел доказательства…
Губернатор нервно подергал острую свою бородку, почесал щеку — одним словом, в значительной части утратил облик высокородного благообразия.
— Какие, какие может представить доказательства разбойник с большой дороги, сидящий в подземной тюрьме, а?!
Альфонсо протянул сафьяновую папку своему господину и со вздохом сказал:
— Здесь они перечислены. На мой взгляд, дело совершенно ясное.
— Кого интересует ваше мнение, Альфонсо! Что там за доказательства?!
— Гербовые татуировки, изъятые при аресте фамильные медальоны. Наконец, адреса родственников, которые возьмутся подтвердить, что дело обстоит так, как утверждает разбойник.
Губернатор снова плюхнулся на каменную скамью. Было заметно, что настроение его из однозначно отвратительного сделалось более сложным. Что-то пришло ему в голову. Что-то интересное.
Секретарь продолжал говорить:
— Если посмотреть на ситуацию беспристрастно, то нельзя не заметить, что господин командор вряд ли может быть признан прямым соучастником своего беспутного племянника в совершавшихся преступлениях. Он просто помогал ему избежать положенного наказания. Племянник обещал каждый раз, прося о спасении, оставить свой опасный промысел, но каждый раз обманывал дядю. Коварным образом он использовал большое влияние своего дяди на Эспаньоле и на окружающих островах практически себе на службу.
— Да, влияние очень, очень большое, — задумчиво сказал дон Антонио. — А где сейчас этот любвеобильный дядя?
— Он ждет в приемной вашего высокопревосходительства.
— Он знает об этих «показаниях»?
— Почти наверняка нет.
— Значит, так, Альфонсо, сейчас наступает такой момент, когда от тебя будет многое зависеть.
Секретарь прижал папку к груди и замер с самым преданным выражением лица, на которое был способен.
— Кто сегодня начальник охраны?
— Капитан Васкес.
— Туп, исполнителен, труслив.
— Обжора.
— Еще и обжора, великолепный набор. Сейчас ты с капитаном Васкесом и десятком солдат отправишься в тюрьму. Там ты возьмешь под стражу всех, кто имеет отношение к этой истории, и доставишь их сюда.
— Сюда?
— Только вы подъедете не со стороны парадных ворот…
— А со стороны конюшен.
— Ты умнеешь прямо на глазах.
— Если будет угодно вашему высокопревосходительству, я так же быстро поглупею.
— Я дам знать, когда это будет необходимо. А сейчас надо сделать то, что надо сделать.
— Уже можно исполнять?
— Да. И скажи там, чтобы господина командора проводили ко мне.
Через несколько минут в конце аллеи появилась фигура дона Ангеррана де ла Пеньи. Он приближался медленно, тяжело ступая огромными башмаками по розовому песку дорожки. Оделся он сегодня, против обыкновения, в гражданское платье. Но даже лишенный той части внушительности, что придает человеку мундир, смотрелся он очень и очень солидно.
— Здравствуйте, мой дорогой дон Ангерран, — приветливо, почти весело приветствовал его губернатор, что озадачило командора. Он рассчитывал увидеть страдающего, убитого горем отца, а на деле…
— Рад вас видеть в добром здравии, ваше высокопревосходительство.
— Пусть не в добром, но, по крайней мере, сносном. А что с вами, отчего эта трость? Неужели снова подагра? Сочувствую.
Командор сдержанно кивнул. Сердце его было не на месте. Что-то случилось. Откуда бы взяться столь выраженной участливости в столь самовлюбленном человеке, как дон Антонио де Кавехенья?
— Вчера пришлось посылать за лекарем. Этой ночью мне дважды пускали кровь.
— Может быть, вам имело смысл остаться в постели?
Да, определенно что-то неладно, решил дон Ангерран. Надо быть внимательным.
— Сегодня вторник, день моего непременного доклада вашему высокопревосходительству. Кроме того, к утру мне полегчало.
— Ну что ж, прекрасно, если так. Давайте, знаете, пройдемся. А то я все утро тут сижу, выслушиваю идиотские бредни. Надоело.
— Охотно.
Губернатор взял командора под руку, и они двинулись вдоль стены, имея слева от себя уже описывавшуюся картину морских далей, а справа — великолепный розарий. Цветы, освеженные утренним поливом, сверкали переливами еще не высохших капель.
Крепостная стена плавно изгибалась, отвечая изгибу горы, на которой поместилась загородная резиденция правителя Эспаньолы. Шагах в пятидесяти по ходу движения открылась ниша, в которой стоял стражник с аркебузой [9]. Увидев его высокопревосходительство, он встал «смирно» и положил ствол аркебузы на сгиб локтя.
— Прекрасно, — сказал дон Антонио.
— Что именно?
— Будем говорить открыто. Я хотел было устроить с вами игру в цаплю и лягушку, как говорят французы, но потом решил — не стоит.
— Как вам угодно.
— Вот именно, как мне угодно. Я просто спрошу у вас, дон Ангерран, нет ли у вас родственника, который бы… как бы это сказать…
Командор тяжело задышал.
— Говорите прямо, ваше высокопревосходительство, надеюсь, хотя бы это я заслужил своей тридцатилетней службой его католическому величеству.
— Прямо так прямо. Мои люди тут поймали одного разбойника, по имени Горацио де Молина. Странное имя, как бы генуэзское, но при этом как бы и нет. Но не имя самое интересное в этом человеке.
— Я слышал о нем, — угрюмо сказал дон Ангерран де ла Пенья.
— Признаться, я решил на свой лад разобраться с этим негодяем, никому, даже вам, не сообщая об этой поимке. Я решил самолично добраться до награбленного им золота и тем самым удивить всех. Пусть, думал я, поймут мои подчиненные, что их губернатор умеет не только диких коров истреблять. В течение двух недель у него допытывались, куда он спрятал награбленное. Он молчал. До сегодняшнего утра. А сегодня утром он заявил…
— Что он мой племянник?
— Откуда вы знаете? Впрочем, по самому течению нашего сегодняшнего разговора было видно, что у меня есть для вас чрезвычайные новости.
