Сквозь тайгу к океану - Михаил Викторович Чуркин
Рассвирепевшие американцы стали тузить маленького солдатика не на шутку и наверняка вышибли бы из него дух, но тут вмешалась девушка.
– Господа, господа, оставьте его, неразумного, – закричала она.
Джентльмены в фетровых шляпах великодушно согласились. Один из них пожал Арсению руку:
– Молодец хлопче.
– А то ж як? – усмехнулся Сеня.
– О, ты знаешь украиньску мову? – обрадовался американец.
– Тай мы ж к батьке приихалы с Каменец-Подольской волости. Когда он у Порт-Артуре служил, – ответил Сеня.
– А мой диду, тай батько з Полтващины в Северние Американскии штаты у 1890 роки приихалы, – улыбнулся солдат. – Земляки, значит.
Он перевел слова своему товарищу, который не понимал русский и украинский язык.
Тем временем двое японцев стали приходить в себя.
– Господа, – сказала девушка, – надо уходить, а то другие патрули набегут, беды не оберешься.
Американцы забросили винтовки японских солдат за забор, и вся компания покинула место стычки. По дороге познакомились. Потомка украинских эмигрантов звали Ник, хотя по рождению он был наречен Николаем – Мыколой, второй американец представился как Тонни. Девушку звали Варей. Она долго приглядывалась к Арсению и потом заявила, что знает его.
– Откуда? – удивился Сеня.
– А вы у моего папы работали приказчиком. Он скотопромышленник Петр Анисимович Бадаев.
– Так вы младшенькая его дочка Варюшка! – обрадовался Сеня. – Я тоже вспомнил вас. Когда я оставил службу у вашего папаши, вы только в гимназию идти собирались.
– Да, это я.
Вот и сейчас Арсений держал путь к дому Бадаева.
– Куда ты, – замахал на него руками Петр Анисимович. – С боевым конем, с карабином. Меня ж японцы порубят, если увидят.
– А куда мне деваться, – рассердился Арсений, – забирай Барсика и спрячь карабин. Ружье, если хочешь, выкинь, а мне c таким багажом не уйти.
– Лошадь-то, что – продать или содержать? – спросил купчина.
– Распоряжайся как знаешь, только на махан[1] не продавай. Он все-таки товарищ боевой, хотя вредный и норовистый.
Бадаев попричитал немного, но коня увел в конюшню и спрятал в чулан карабин с шашкой. Арсений оставил себе только наган. Он знал, что Анисимыч не подведет, поскольку промышленник в прошлом многим был ему обязан.
Дело в том, что когда Сеня в шестнадцать лет от роду поступил к Бадаеву на службу, он сразу же пришелся ко двору. Прежний приказчик был вороватым лукавцем и к тому же частенько запивал горькую. Бакалейный магазин Петра Анисимовича оставался без приказчика, и приходилось за прилавок становиться самому хозяину, потому что его жена была женщиной хворой и неспособной к торговому делу. Арсений, с его четырьмя классами гимназии и любовью к чтению книг, был для скотопромышленника и купца Бадаева просто находкой. Он скоро понял, что этот ловкий паренек честен и трудолюбив, и полностью доверял ему ведение денежных счетов и кассу.
Арсений быстро сдружился с сыном Бадаева Геннадием, которого близкие звали просто Гешкой. Геннадий был слабохарактерным нервным пареньком. Он рано начал курить и попивать винишко. Кроме этих грехов, его страстью были азартные игры. Он постоянно носил с собой колоды карт и частенько проигрывал свои карманные деньги, после чего вновь клянчил их у отца.
Сеня был на год младше Гешки, но три года беспризорных скитаний закалили его. Он имел огромный жизненный опыт и боевую закалку по части уличных драк, что и доказал Гешке в первой же стычке. Получив оплеуху в ухо и удар в челюсть, Гешка полез бороться, но и тут подножкой был повержен наземь и вскоре оказался на лопатках. Мир был восстановлен, и ребята в знак примирения выкурили по папиросе, тем самым, подобно американским индейцам, зарыв топор войны. Вообще-то Гена был парнем добрым, но не имевшим надежного друга. Сеня вскоре стал для него непререкаемым авторитетом. Вместе они бегали в кино и цирк, вместе лупили уличных мальчишек-недругов из соседних дворов.
Помимо непутевого Гешки у купца были две дочери. Старшую звали Лизой, а младшенькую Варюшкой. Лиза была статной волоокой барышней. На год старше брата, она также доставляла изрядные хлопоты родителям. Задумчивая и кроткая в обычной жизни, Лиза порой менялась, словно в нее вселялся бес. Она могла убежать из дома и пропасть на несколько суток. Вначале родители чуть с ума не сходили, но через день-другой, она, кроткая и безропотная, вновь приходила в дом. Подобное случалось не чаще двух-трех раз в год. Особенно бегала Лиза по весне. Чего только ни делал отец, чтобы приструнить Елизавету, запирал ее в комнате, приставлял к ней крепкую бдительную служанку, но все напрасно. Лиза сбегала, проявляя при этом удивительную изобретательность и ловкость. Родители не хотели предавать дело огласке и не обращались в полицию. Вот и приходилось Арсению выискивать эту деву по разного рода притонам и прочим сомнительным заведениям, а найдя, буквально вырывать ее из лап хмельных купчиков и уголовников. Пару раз он даже попадал в опасные переплеты, но неизменно забирал Лизу и доставлял домой, к великой радости родителей. Отец дважды хотел выдать замуж свою блудливую буренку, как он называл Лизу, но та всякий раз отвергала кандидатуры женихов, на долгое время замыкалась в себе, была тиха как лесное озеро, но в один прекрасный миг шлея попадала ей под хвост, и она вновь пускалась в бега.
Если Генка мечтал стать карточным шулером, то Лиза, как понял Сеня, была просто влюбчивой, романтичной дурехой, при этом весьма склонной к плотской любви. Во времена своего затворничества она неоднократно пыталась соблазнить Сеню, который был развит не по годам, но он всегда отвергал ее намеки, поскольку давно усвоил правило, гласящее: где живешь, там видишь оком, да зубом неймешь.
Единственной отрадой, «светлым солнышком» для родителей была восьмилетняя Варенька – этакий маленький бесенок, веселая, игривая и ласковая девочка. Неистощимая на выдумки, она постоянно тормошила флегматичного Гешку, а с приходом в их дом Арсения нашла в его лице товарища по играм и забавам. Он мастерил ей куклы из соломы, вырезал кораблики, склеивал воздушных змеев. Варюшка любила мальчишеские игры, она даже попросила Сеню изготовить ей лук и стрелы, любила играть в ножички и «чижа».
У Сени тоже были две сестры, которые остались с матерью и отчимом, об голову которого, защищая маму от побоев, тринадцатилетний Сеня разбил табурет. После этого он ушел из дома и виделся
