Джин Ауэл - Путь через равнину

— Почему мы должны верить вам? Откуда мы знаем, что вы нас не обманываете? Ты говоришь, что она из Дома Мамонта, но где ее знак? У нее на лице нет татуировки.

Тогда заговорила Эйла:

— Он не сказал, что я принадлежу к племени Мамутои по рождению. Он сказал, что я из Дома Мамонта. Прежде чем покинуть Львиное стойбище, я обучалась у старого Мамута.

Мамут переговорил с мужчиной и женщиной, стоявшими неподалеку, и повернулся к путникам.

— Вот этот, — мамут кивнул в сторону Джондалара, — утверждает, что он гость. Хотя он неплохо говорит на нашем языке, но все же есть оттенок чужой речи, а ты разговариваешь совсем не так, как Мамутои.

Джондалар затаил дыхание. Речь Эйлы действительно была необычной. Некоторые звуки, которые она не могла произнести правильно, производили уникальное впечатление, хотя речь ее была ясной и звучала отнюдь не неприятно, — Джондалару это скорее нравилось. Это не было похожим на иноязычный акцент, это было нечто совершенно особенное: звуки речи, которую большинство людей никогда не слышали и даже не могли понять, что это язык. Эйла говорила с акцентом трудного, горлового, ограниченного по звуковому диапазону языка того народа, который воспитал ее.

— Я не родилась в племени Мамутои. — Эйла все еще удерживала Волка, хотя тот уже перестал рычать. — Я была удочерена Домом Мамонта, самим Мамутом.

Мамут, женщина и мужчина начали взволнованно переговариваться.

— Если вы не из мира духов, то почему вам подчиняется этот волк, а лошади возят вас на своих спинах? — спросил мамут, решив выяснить все до конца.

— Этого нетрудно добиться, если подберешь их очень маленькими, — ответила Эйла.

— Ты говоришь так просто. Должно быть что-то еще. Ты, женщина, не можешь обмануть мамута, который также принадлежит к Дому Мамонта.

— Я был там, когда она принесла волчонка домой, — вмешался Джондалар. — Он был таким маленьким, что все еще сосал молоко, и я был уверен, что он умрет. Но она выкормила его мелко нарезанным мясом и бульоном, кормила даже среди ночи, как и вы, когда растите ребенка. К удивлению всех, он выжил и стал подрастать, но это было лишь началом. Позднее она приучила его делать то, что хочет она: не гадить в пещере, не устраивать переполоха, не кусать детей, даже если они сделали ему больно. Если бы я не был там, я не поверил бы, что волка можно научить всему этому и что он так понятлив. Да, правда, это куда больше, чем просто подобрать малыша. Она заботилась о нем, как о ребенке. Она просто мать этого животного. Вот почему он делает все, что она хочет.

— А как насчет лошадей? — спросил мужчина, стоявший рядом с шаманом. Он не отрывал глаз от возбужденного жеребца и высокого мужчины, который властвовал над ним.

— То же самое и с конями. Их можно выучить, если взять очень маленькими и заботиться о них. Это требует времени и терпения, но они обучатся.

Опустив копья, люди внимательно прислушивались к разговору. Известно, что духи не говорят на обычном языке, им ведом таинственный язык животных-прародителей, где слова выражают совсем не то, что обозначают обычно.

Затем женщина из лагеря произнесла:

— Не знаю, можно ли быть матерью для животного, зато знаю, что племя Мамутои не усыновляет и не удочеряет пришельцев. Это необычный народ. Он принадлежит к Тем, Кто Служит Великой Матери. Люди приходят к этому служению сами, или их избирает сам Мамонт. В Львином стойбище у меня есть родственник. Я знаю — Мамут, наверное, самый старый человек на земле. Зачем ему удочерять кого-то? Не думаю, чтобы Лютий позволил это. Твоим словам трудно поверить, и я не знаю, почему мы вообще должны верить.

Эйла чувствовала, что в том, что говорила женщина, было нечто двусмысленное. Это сквозило в манере высказывания, в прямизне спины, в напряженности плеч, в тревожно нахмуренном лбе. Как будто эта женщина столкнулась с чем-то крайне неприятным. Затем Эйла поняла, что это была не просто обмолвка и что женщина солгала специально, чтобы поймать их в ловушку. Но напряженность ее осанки позволяла разглядеть подвох. Плоскоголовые — так называли народ, воспитавший Эйлу, хотя сами они называли себя Кланом, — в разговоре обращали внимание не на слова, а на суть высказываемого и точность. Лишь несколько человек осознавали, что у них вообще есть язык. Их артикуляционные возможности были ограниченны, и потому их воспринимали скорее как животных, не умеющих говорить. Они использовали язык жестов и сигналов, и он был не менее сложным. Относительно малое количество слов (Джондалар с трудом мог воспроизвести их, так же как Эйла не могла произнести некоторых звуков языка Зеландонии или Мамутои) произносилось со своеобразным растягиванием гласных, они могли означать особое подчеркивание, или имена людей, или названия предметов. Нюансы и оттенки смысла выражались позой, знаками, выражением лица, что усиливало значение говоримого, позволяло варьировать речь, так же как интонация позволяла делать это в вербальном языке. При такой мимике и телодвижениях было почти невозможно сказать неправду. Люди из Клана просто не могли солгать.

Эйла научилась постигать самые неуловимые движения тела и выражения лица так, как если бы это был язык жестов. Это было необходимо для полного понимания. Когда она начала учиться говорить настоящими словами на языке Джондалара или племени Мамутои, то обнаружила вдруг, что различает мельчайшие нюансы мимики и телодвижений людей. Но эти люди общались при помощи слов, а жесты, мимика вовсе не были частью их языка. Эйла открыла, что воспринимает больше, чем сказано; вначале это приводило ее в смущение, поскольку мимика не всегда отражала суть сказанного, к тому же она не знала, что такое ложь. Если требовалось солгать, самое большее, на что она была способна, — это просто промолчать. Постепенно она поняла, что часто небольшая ложь является лишь выражением учтивости. Постепенно она научилась воспринимать юмор, когда обычно говорится одно, а подразумевается другое. Она вдруг ощутила природу словесного языка и особенности людей, пользующихся им. И тут способность улавливать неосознанные движения неожиданно расширила ее возможности владения языком. Этот сверхъестественный способ проникнуть в истинный смысл речи дал ей необыкновенные преимущества. Хотя сама она была не способна солгать, за исключением обмолвок, обычно она знала, что некто говорит неправду.

— Человека по имени Лютий не было в Львином стойбище, когда я была там, — прямо сказала Эйла. — Возглавляли племя Тулия и ее брат Талут.

Женщина как-то неопределенно кивнула, а Эйла тем временем продолжала:

— Мне известно, что в Доме Мамонта никого не усыновляют и не удочеряют, там принимают посвящение. За меня поручились Талут и Неззи. Талут даже расширил дом, чтобы сделать специальное зимнее укрытие для лошадей. Но старый Мамут, ко всеобщему удивлению, совершил особый ритуал и удочерил меня. Он заявил, что отныне я принадлежу к Мамутои, что я рождена для этого.