Жозеф Рони-старший - Удивительные приключения Гертона Айронкестля
– Так они передвигаются?
– Нет. Они не перемещаются, но они способны к быстрому временному подземному росту, что и является одним из способов их нападения и защиты.
Тетушка негодовала, Мюриэль была поражена, а Гертон охвачен сдержанным, как это свойственно янки, возбуждением.
– Или Самуэль сошел с ума, или же он попал в область Бегемота Ч – воскликнула тетка.
– Это я увижу собственными глазами, – машинально ответил Айронкестль.
– Иисусе Христе! – всполошилась тетушка, – не хочешь же ты сказать, что присоединишься к этому лунатику?
– Да, я это сделаю, тетушка, по крайней мере, попытаюсь это сделать. Он ждет меня и нисколько не сомневается в моем решении.
– Ты не оставишь свою дочь!
– Я поеду с отцом, – спокойно заявила Мюриэль. Во взоре Айронкестля промелькнула тревога.
– Но не в пустыню же?
– Если б я была твоим сыном, ты не ставил бы мне препятствий. А я разве не тренирована, как мужчина? Разве я не сопровождала тебя в Аризоне, на Скалистых горах и на Аляске? Я могу переносить усталость, лишения и перемену климата не хуже тебя.
– Но все-таки ты – девушка, Мюриэль.
– Это возражение устарело. Я знаю, что ты совершишь это путешествие, что ничто не может тебя остановить… Знаю также, что не хочу два года томиться в разлуке. Я еду с тобой.
– Мюриэль! – вздохнул он, растроганный и возмущенный.
Вошел слуга с Карточкой на блестящем подносе. Гертон прочел: «Филипп де Маранж». Карандашом было прибавлено: «И Моника».
– Ну, вот!.. – почти радостно воскликнул Гертон.
В гостиной были молодой человек и молодая девушка. В Севенских горах можно встретить таких мужчин, как Филипп Маранж, с скрытым пламенем в каждой черте лица, с глазами цвета скал. Роста он был почти такого же, как Айронкестль. Но все взоры притягивала Моника. Похожая на юных колдуний, появлявшихся при свете факелов и костров, она оправдывала тревогу Ревекки. Волосы, как ночная тьма, без всякого блеска, представляли для тетушки нечто дьявольское, еще больше, чем глаза, окаймленные длинными загнутыми ресницами, еще более темные от того, что в них были белки ребенка.
«Такой, должно быть, была Далила!» – говорила себе Ревекка, смотря на нее с испуганным восхищением.
Непобедимые чары заставляли ее сесть рядом с молодой девушкой, от которой исходил еле уловимый аромат амбры и ландыша.
Не задавая прямых вопросов, Гертон скоро навел Маранжа на интересующий того вопрос.
– Мне необходимо, – признался тот, – найти какое-нибудь дело.
– Почему? – с присущим ему небрежным видом осведомился Гертон.
– Главным образом, из-за Моники… Наш отец оставил нам наследство, обремененное слишком бесспорными долгами и очень сомнительными дивидендами!
– Боюсь, милый юноша, что вы не слишком сильны в делах. Вам пришлось бы слепо довериться какому-нибудь специалисту и платить, ему проценты с капитала. В Балтиморе я не вижу ничего подходящего. Быть может, мой племянник Сидней Гютри сможет что-нибудь сделать? А лично я до смешного лишен способности к делам.
– Это правда, что и у меня нет призвания к этому, но что ж делать, если это необходимо! – вздохнул Филипп. Гертон залюбовался юной колдуньей, представлявшей такой разительный контраст с очаровательной Мюриэль.
– Вот, – пробормотал он, – неопровержимое возражение против систем, превозносящих высшую расу: пеласги не уступали эллинам.
Маранж упивался близостью Мюриэль.
– Мне кажется, вы были хорошим стрелком? – сказал Гертон. – А война приучила вас выносить лишения. Так я мог предложить вам одно дело. Согласились бы вы подвергнуть себя испытаниям, какие вынес Ливингстон, Стэнли или ваш Маршан?
– Можете ли вы сомневаться, что я грезил о такой жизни?
– От большей части наших грез мы отказались бы с отвращением, если б они стали осуществимы. Человек отвлеченно любит ставить себя в положения, противные его природе. Представьте себе неуютные, опасные страны, угрожающие, а то и людоедствующие племена или народности, лишения, усталость и лихорадку… Согласится ли при таких условиях ваша мечта превратиться в действительность?
– А вы думаете, уютно было мерзнуть на трех, четырех, а то и пяти тысячах метров высоты, в летательной машине несовершенного устройства и капризной? Я готов с единственным условием, что это обещает приданое для Моники.
– Страна, куда я думаю отправиться, – так как экспедицию эту хочу снарядить я – содержит, наряду с живыми сокровищами, которые вас не интересуют, также великое множество драгоценных минералов: золото, платину, серебро, изумруды, алмазы, топазы. При удаче вы можете разбогатеть… При неудаче ваши кости высушит пустыня. Подумайте…
– Колебаться было бы глупо… Только заслужу ли я богатство?
– В пустыне хорошее оружие неизбежно оказывает громадные услуги… Мне нужны надежные люди моего круга, следовательно – товарищи. Я рассчитываю завербовать Сиднея Гютри, который теперь в Балтиморе и думает о подобного рода путешествии.
– Вы упомянули о живых сокровищах?
– Забудьте о них. Это вас не касается и не интересно для вас.
Гертон опять погрузился в себя, о чем свидетельствовал его взгляд, ставший пустым.
Тетя Ревекка зло улыбалась.
Молодые девушки распространяли вокруг себя страшное и сладкое очарование, сумевшее извлечь человеческую любовь из животного отбора, и волосы Мюриэль смешивались в воображении Филиппа с таинственными странами, где он собирался вкусить первобытную жизнь.
Часть первая
Глава I
Жуткая ночь
Сумрак охватывал тысячелетний лес, и страх, накопленный в бесчисленных поколениях, заставлял трепетать травоядных. Прошло столько тысячелетий, а лес еще почти не знал человека. В своем необъяснимом, но неустанном упорстве он продолжал порождать те формы жизни, которые существовали еще до кромлехов и пирамид. Деревья все еще продолжали царить на земле. В утренней и вечерней заре, днем и ночью, под красными солнечными лучами и в серебристом сиянии луны, непобедимые веками, побеждая пространство, воздвигали они свое безмолвное царство.
В страшной чаще леса затрещали сучья. Какое-то волосатое существо, отделившись от баобаба, растянулось на земле, вцепившись в нее своими черными лапами.
Оно напоминало то дикое, мрачное существо, которое когда-то высекло огонь, озарив вековечную тьму, но туловищем и челюстями оно походило на льва.
После долгого оцепенения – сна, в котором пред ним проплывали смутные видения прошлого, о будущем же не грезилось совсем, раздался наконец его тихий, хриплый зов, на который прибежали четыре самки с такими же черными лицами, мускулистыми руками и загадочными желтыми глазами, горевшими во тьме. За ними, с веселой гpaцией, свойственной юным существам, следовали шесть детенышей.
