Даниил Мордовцев - Авантюристы
— Вот порадую матушку императрицу!.. Бывший ее; фаворит и мой совместник — фальшивый монетчик!.. Да полно, он ли? Надо это дело хорошенько расследовать… Уж не Зановичи ли это? Они теплые ребята: недаром, говорят, в Венеции за их жульничество публично, через палача, повешены были их портреты, когда они сами поторопились улизнуть из рук правосудия… То-то обрадую матушку императрицу… Хорош паренек!..
Потемкин нетерпеливо грыз ногти, что было признаком волнения.
— Но как же это сделать? Подумают, что я из ревности хочу упечь своего совместника… Нет, надо это осторожно обделать, да по горячим следам ловить зверя… Нужен обыск, а при мне это делать неудобно: за гостеприимство да обыск!.. Надо уехать осторожнее отсюда, но как? Какую причину показать? А уехать беспричинно — подозрение возбудишь, тогда и концы в воду спрячут…
Он заходил по комнате. Невозможность найти причину немедленного отъезда бесила его. Наконец он решился и позвонил. Вошел адъютант.
— Я сейчас должен оставить Шклов, — сказал Потемкин, продолжая ходить по комнате, — распорядись насчет лошадей.
— Слушаю, ваша светлость, — был ответ.
— Только не на могилевский тракт, а на смоленский, — пояснил светлейший.
Адъютант выразил безмолвное удивление.
— Я еду на несколько дней к себе, в Дубровну, — отвечал князь на безмолвный вопрос адъютанта, — мне сегодня нездоровится, и я бы был плохим гостем у нашего хлебосольного хозяина… Пойди поблагодари его за гостеприимство и извинись за меня.
— Слушаю-с.
— Да скажи генералу, что, как только я получу облегчение от болезни, я приеду к нему тотчас, а уж от него проеду в Крым.
Через полчаса шестерка лучших коней Зорича мчала всесильного временщика по дороге к Дубровне, по тракту на Смоленск. За ним скакал губернатор и другие власти, не понимая, в чем дело, но вполне уверенные, что любимцу императрицы пришла какая-нибудь блажь в голову… Но какая, этого никто не знал, хотя каждый трепетал за свою шкуру.
II. ФАЛЬШИВЫЕ АССИГНАЦИИ
На другой день в приемной зале потемкинского дома в Дубровне местные власти ожидали выхода князя. Были тут и могилевский губернатор Николай Богданович Энгельгардт, и предводитель дворянства, и некоторые из помещиков.
В это время к крыльцу подъехала почтовая телега тройкой и из нее вышел знакомый уже нам еврей, Берко Изаксон, весь в пыли. Торопливо отряхнув с себя пыль, он взошел на крыльцо мимо стоявших там часовых и смело вступил в приемную. Адъютант узнал его.
— А! Берко! И ты к его светлости? — обратился к нему губернатор.
— Так точно, ваше превосходительство.
— А отчего не ко мне? Ведь я твой губернатор.
Еврей несколько замялся:
— Извините, ваше превосходительство… Я до самих, до светлейшего… У меня государственной важности дело… Сами их пресветлость знают…
— А-а! — протянул губернатор.
— Он и вчера был у светлейшего, — пояснил адъютант. — Доложить? — спросил он еврея.
— Прошу пана… Прошу, ваше превосходительство…
Адъютант прошел в кабинет и через минуту воротился.
— Его светлость ждет, — обратился он к еврею.
Когда Изаксон вошел в кабинет, то увидел, что Потемкин лежит на диване и рассматривает большую карту, растянутую у дивана на полу. То была карта Крыма и Черного моря.
Еврей низко поклонился.
— Ну что, достал? — спросил Потемкин.
— Достал, ваша светлость.
— А сколько?
— О, много, очень много.
И еврей, вынув из-за пазухи толстую пачку, обернутую бумагой, достал из нее сверток сторублевых ассигнаций и робко поднес их князю.
— А! Все новенькие…
— Прямо с завода, ваша пресветлость.
— Хорошо, положи на стол.
Еврей исполнил приказание и остановился в нерешительности.
— А дозволит мне светлейший князь еще доложить? — заговорил он робко, заметив, что Потемкин как бы забыл про деньги и весь сосредоточился на лежащей перед ним на полу карте.
— Что? — спросил он рассеянно. — По этому же делу?
— По этому, ваша светлость.
— Ну?
— Изволите видеть, светлейший князь… Сегодня ночью младший граф Занович и учитель Салморан куда-то тайно уехали…
— Как? Куда? — удивился князь.
— Должно быть, в Москву, а то и за границу… Я догадываюсь, не проведали ли они чего…
— Может быть, ты был неосторожен?
— О нет, ваша светлость! Я осторожнее кошки. А их, кажется, напугал отъезд вашей светлости.
— Так ты говоришь, что уехал младший Занович?
— Так точно, ваша пресветлость, и с ним Салморан.
— Этот кто ж?
— Он же в Шклове учителем, ваша пресветлость, и графам приятель.
— А сам Зорич в Шклове остался?
— Он в Шклове, ваша светлость, он всегда в Шклове.
— Так ты думаешь, они в Москву поехали?
— Наши так говорят, ваша светлость.
— Хорошо, — сказал Потемкин, подумав немного, — если твой извет подтвердится, я тебя не забуду, да и всемилостивейшей государыне о твоем усердии доложено будет. А теперь можешь идти и дожидаться особых распоряжений в Шклове.
— Слушаю, ваша пресветлость.
Когда еврей ушел, Потемкин велел позвать к себе губернатора, который приходился ему сродни.
— Как же это, любезный Николай Богданович, в твоей губернии существует экспедиция государственных бумаг, а ты доселе не донес о том государыне? — спросил князь, приподнимаясь с дивана.
Энгельгардт смотрел на него и не знал, что отвечать.
— Экспедиция, ваша светлость?.. Какая экспедиция?
— Говорю какая: заготовления государственных бумаг.
— Не понимаю, ваша светлость, простите.
— У тебя в губернии делаются ассигнации.
Энгельгардт растерялся было, но скоро оправился:
— Не может быть, ваша светлость!
— А вон посмотри сам, — и Потемкин указал на кипу ассигнаций, что принес еврей.
Энгельгардт взял их в руки и стал рассматривать. Лицо его прояснилось.
— Вы изволите шутить, ваша светлость, — сказал он весело, — это настоящие банковые.
— Нет, не настоящие, государь мой… Есть с тобой сторублевая?
— Помнится, есть.
— А достань да сравни.
Энгельгардт вынул бумажник и достал из него сторублевый билет.
— Вот такая же точно.
— А покажи какая? — спросил Потемкин. Энгельгардт подал.
— Э! Да и у тебя фальшивая, — засмеялся князь, — уж не принадлежишь ли ты, государь мой, к числу фабрикантов?
Энгельгардт совсем смешался.
— Помилуйте, ваша светлость, я всегда служил верой и правдой ее императорскому величеству и за ее интересы готов голову сложить, — сказал он обиженным тоном.
