Валерий Дуров - Нерон, или Актер на троне
Но вот, наконец, в сиянии славы появляется сам Германик. Мужественный и прекрасный облик триумфатора еще больше воспламеняет толпу и вызывает у нее такой взрыв эмоций, что в приветственных криках полностью тонут звуки труб и рожков.
На колеснице за спиной полководца находятся жена Агриппина, такая же прекрасная, как и ее прославленный супруг, и пятеро их детей, среди которых две совсем еще маленькие девочки, годовалая Друзилла и двухлетняя Юлия Агриппина, героиня нашего повествования. Напуганные грохотом непривычного для них шествия и неистовыми криками тысяч восторженных людей, они стоят у ног матери, крепко вцепившись руками в широкие складки ее одежд.
На дорогу, усыпанную зелеными ветками и венками, вновь летят охапки цветов. Разносятся крики, славящие семью Германика и плодовитость его жены.
Солнце уже склонилось к Яникулу, когда триумфальная процессия вступила на Капитолий. Здесь, на специальной трибуне, ее встречают императорская семья Тиберия — Ливия, жена покойного Октавиана Августа, Антония, мать Германика, родовитые сенаторы и гости Рима. Среди последних находится Сегест, отец херуски Туснельды. Сегест всегда оставался верен Риму и питал личную вражду к Арминию, который похитил у него дочь. Однако Туснельда горячо любила мужа и ненавидела римских захватчиков. И вот теперь отец с горечью взирает на дочь, идущую с младенцем на руках перед колесницей победителя.
В сердцах многих римлян, хотя и радующихся за Германика, закрадывается тревожное беспокойство. В разгар праздника им припоминаются их кумиры, которым всеобщее поклонение не принесло счастья. В первую очередь на память приходит отец Германика Друз. Горячая народная преданность не уберегла его от преждевременной и жестокой смерти. Что это? Зависть богов или происки недоброжелателей? «Недолговечны и несчастливы любимцы римского народа», — вздыхает римский историк Тацит, описывая через столетие этот триумф.
А праздник тем временем продолжался. С площадей и улиц он переместился теперь под крыши домов. В роскошных дворцах на Палатине и в убогих лачугах на окраинах города увлеченно обсуждались события уходящего дня. Вместе с Германиком в Рим прибыло немало старых воинов — ветеранов, которые долгие годы служили в рейнских легионах. У них было что рассказать родственникам и друзьям о своем доблестном полководце, об опасностях, которым они подвергались вместе с ним в далекой Германии, победах и временных неудачах.
Вот в небогатом жилище у очага собралась вся семья. Затаив дыхание, слушают пожилого человека. Волосы его седы, лицо обезображено ранами и рубцами, но глаза сверкают молодо и голос звучит как боевая труба. Старый воин вспоминает о своих боевых походах. Но вот кто — то спрашивает его о Германике. Каков он? Что он за человек? И голос сурового солдата, огрубевший от северных ветров и частых ночевок под открытым небом, неожиданно смягчается. С явным удовольствием ветеран начинает рассказывать об обходительности и ласковом обращении своего командира, о том, как жалел он солдат, посещая больных и лично осматривая раненых.
И перед глазами слушателей возникает другой образ Германика — не величественного триумфатора на колеснице, а умного и предусмотрительного командира, который с наступлением ночи, накинув на плечи звериную шкуру, обходит погрузившийся в темноту лагерь и, чтобы глубже понять душу своих легионеров, останавливается возле палаток и слушает, что говорят его воины, которые, выйдя из — под надзора и оставшись в солдатской среде, не таясь, делятся своими надеждами и опасениями.
И так было почти в каждом доме. Всюду звучали слова благодарности Германику, не посрамившему чести римского имени. О нем говорили как о полководце, всегда тщательно вникавшем в ход сражений и причины всех неудач и успехов, неустрашимом и суровом с врагами, отзывчивом и сострадательном по отношению к своим солдатам, решительном и в то же время благоразумном в бою. Вспомнилось немало примеров личной доблести Германика, когда он, сражаясь в первых рядах, своей отвагой увлекал за собой римских легионеров. Особо подчеркивалась его удивительная скромность, доступность и доброта.
В эту ночь обитатели Рима, возбужденные и счастливые, переполненные гордостью за свою великую родину, долго не могли заснуть в своих постелях, благоговейно, как молитву, шепча известные каждому римскому школьнику стихи Вергилия:
Римлянин! Помни всегда — народами править
державно –
В этом искусство твое! — налагать условия мира,
Милость покорным являть и войною обуздывать
гордых.
Глава вторая. Прах героя
Почти три года миновало с памятного дня триумфа Германика, и вновь римляне готовятся к встрече своего любимца. Но как разительно все изменилось! Где былая радость на лицах людей?.. Теперь в их глазах лишь печаль и слезы.
В Италии — траур. Со дня на день ждут прибытия корабля, который должен привезти на родину останки Германика.
Полководец ушел из жизни 10 октября 19 года. Смерти предшествовала внезапная болезнь, против которой врачи оказались бессильны. Поговаривали о преднамеренном отравлении. Называли имена виновных в этом чудовищном злодеянии. Подозрение падало и на известную смесительницу ядов Мартину, к омерзительному искусству которой могли обратиться преступники. Для выяснения всех обстоятельств ее под стражей отправили в Рим.
Смерть настигла Германика в Антиохии, столице Сирии. Здесь, на центральной площади, его тело было предано огню. Из близких присутствовали жена и двое детей, Гай, прозванный Калигулой, и младшая дочь Юлия Ливилла, которая родилась за год до смерти отца. Девочка появилась на свет на острове Лесбосе, где ее родители оказались проездом из Афин. Отсюда они проследовали в Малую Азию, чтобы осмотреть развалины древней Трои, которую римляне считали родиной своих героических предков, да и сами жители Илиона с гордостью заявляли, что Троя — мать Рима.
В Илионе, в местах, овеянных древностью и славой, супруги осмотрели все, что было достойно внимания. Перед гробницей Гектора, легендарного защитника малоазийской твердыни, Германик глубоко задумался — в его голове сами собой складывались стихи:
О поколение Марса, о Гектор, землею
сокрытый, –
Если ты слышишь меня там, глубоко
под землей, –
Можешь спокойно лежать — появился
наследник и мститель:
Славу отчизны твоей он приумножил стократ.
В те минуты римский полководец думал о троянце Энее, который, ускользнув из горящей Трои, после долгих скитаний обрел свою новую родину на берегах Италии, где троянские божества получили окончательное пристанище.
