Джайлс Кристиан - Кровавый глаз

Торульф

Эйульф

Кон

Тормод

Гуннлауг

Торкель

Нортри

Гуннар

Тобергур

Эйстейнн

Ульф

Эйнар Страшилище

Халлдор

Арнвид

Аслак

Торгильс, кузен Глума

Торлейк, кузен Глума

Орм

Хакон

Один, Отец всех, бог войны и воинов, мудрости и поэзии

Фригг, супруга Одина

Тор, истребитель гигантов и бог грома, сын Одина

Балдр Красивый, сын Одина

Тир, бог сражений

Локи, Приносящий несчастье, Отец лжи

Ран, Матерь волн

Ньорд, Повелитель моря, бог ветра и пламени

Фрей, бог плодородия, супружества и произрастания

Фрейя, богиня любви и секса

Хель, богиня подземного мира

Волунд, бог кузницы и опыта

Мидгард, место, где живут люди, мир

Асгард, обитель богов

Валгалла, зал, где Один собирает погибших в бою

Иггдрасил, Дерево мира, святилище богов

Бифрост, Мост-радуга, соединяющий мир богов и мир людей

Рагнарок, последняя битва богов

Валькирии, забирающие погибших в бою

Норны, три прядильщицы, определяющие судьбу людей

Фенрир, Могучий волк

Йормунганд, змей Мидгарда

Хугин (Мысль), один из двух воронов, принадлежащих Одину

Мунин (Память), второй из двух воронов, принадлежащих Одину

Мьоллнир, волшебный молот Тора.

Однажды мать сказала.Что купит мне дракар.Быстроходное судно на веслах,Чтобы я отправился в море вместе с викингами.Я буду стоять у руляИ управлять замечательным боевым кораблем,А затем войду в гаваньИ сражусь с врагами.

Очаг с сердитым шипением испускает больше дыма, чем огня. Люди, сидящие рядом на оленьих шкурах, кашляют и вытирают слезящиеся глаза.

Прочная дверь зала со скрипом отворяется. Пламя тотчас же взметается вверх, а едкий дым улетает прочь. Пляшущие тени похожи на валькирий, жаждущих урвать хоть кроху человеческой плоти, зловещих посланниц смерти, таящихся по углам. Быть может, в треске и сердитом фырканье огня они уловили шепот смерти. Ясно, что эти девы ждут меня уже очень давно.

Даже в Валгалле царит тишина, похожая на покрывало, сотканное из свежевыпавшего снега. Один, Тор и Тир отложили свои мечи, перестали на время готовиться к Рагнароку, последней битве. Я слишком высокого о себе мнения? Вполне вероятно. Все же я искренне верю, что даже сами боги жаждут услышать рассказ того, у кого красный глаз. В конце концов, они сыграли в случившемся свою роль, поэтому и смеются. Не одни только люди хотят, чтобы их имена остались в веках. Боги тоже жаждут славы.

Словно получив приказ расправиться с тенями, в очаге вспыхивает яркий огонь. В оранжевом сиянии оживают лица людей. Они готовы слушать, горят нетерпением.

Я делаю глубокий, шумный вдох и начинаю.

Пролог

Англия, 802 год

Я не знаю, где родился. В детстве мне порой снились огромные отвесные скалы, поднимающиеся над морем так высоко, что солнечное тепло никогда не достигало холодной черной воды. Впрочем, быть может, эти сны были порождены рассказами людей из далеких северных стран. Зимний день там умирает, не успев начаться, а летом солнце никогда не заходит.

Я ничего не помню о своем детстве и родителях, не знаю, были ли у меня братья и сестры, не могу назвать имя, данное мне при рождении. Все же, наверное, о моей жизни многое говорит то, что мои самые ранние воспоминания окрашены в алый цвет. Они написаны кровью, отметившей мой левый глаз, за что меня всегда боялись.

Мне было тогда лет пятнадцать. Я уже считал себя мужчиной, когда пришли язычники.

Деревушка Эбботсенд, в которой я жил, была скучным и унылым местом. Свое название она, скорее всего, получила в честь одного святого монаха, который забрался на ветви высокого дуба и провел там в молитвах целых три года, без воды и пищи, держась за счет своего благочестия и по воле Господа. Потом он стал спускаться с дерева, упал и разбился насмерть. Тот клочок земли, где приключилась такая беда, и стал называться «местом, где умер аббат».[1] Есть правда в этом или нет, не могу сказать, но, наверное, это объяснение происхождения названия ничуть не хуже других. Оно, по крайней мере, любопытнее многих.

Эбботсенд находился на мысу, продуваемом всеми ветрами, смело торчащем в море, в целом дне пути верхом на юго-восток от Уэрехэма, в королевстве Уэссекс. Хотя, наверное, ни у одного короля никогда не возникало желания отправиться в такую глушь. Деревушка ничем не отличалась от других. Здесь жили простые люди, которые не просили от жизни ничего, кроме хлеба насущного, крова над головой и детей. Настоящий христианин скажет, что на такое место обязательно должно было быть ниспослано благословение. В данном случае оно выразилось в страданиях. Их сполна вкусил не только монах, давший имя селению. Нечестивец-язычник презрительно сплюнет, услышав подобные слова, и решительно заявит, что сама убогость деревушки была уже достаточным основанием для того, чтобы ее уничтожили, как больное животное. Так оно и вышло. Селения Эбботсенд больше не существует, и виноват в этом я.

Я работал у старого столяра Эльхстана, заготавливал стволы ясеня и ольхи, из которых он потом вытачивал на токарном станке кубки и блюда.

— Знаю, старик. Все люди хотят есть и пить, — устало говорил я, озвучивая жесты Эльхстана, который улыбался и кивал какому-то прохожему, постукивая двумя блюдами. — Мы с тобой не помрем от голода и жажды, если и дальше будем производить то, что нужно другим.

В ответ Эльхстан качал головой и бурчал что-то нечленораздельное. Ведь он был немым.

Вот почему я почти все время проводил в одиночестве, топором Эльхстана рубил и обтесывал деревья в лесной долине, расположенной к востоку от деревни. У меня была крыша над головой и еда. Я держался подальше от тех, кто предпочел бы никогда не встречаться со мной в деревне. Ее жители боялись меня за красный глаз, налитый кровью, и за то, что я не мог сказать, откуда появился.