Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
— Иосиф уехал в Падую, за своей докторской степенью, весной следующего года должен вернуться. Практика Мирьям процветает, ее теперь зовут не только на роды, но и к младенцам, когда они болеют. Сейчас она уехала в Париж, заниматься с этой известной французской акушеркой, Луизой Бурсье. Королева Мария Медичи в ноябре ожидает ребенка, и мадам Бурсье хочет, чтобы Мирьям помогала ей на родах, — Марфа отложила письмо и задумчиво пробормотала: «Правильно, я же просила Майкла поговорить с этой Бурсье. Ну, надеюсь, там все удачно пройдет».
— Дорогая миссис Марта, пересылаем вам письмо от младшей сестры покойной Эстер, Мирьям Горовиц. Они с мужем живут в Кракове. Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь, прочтите его спокойно. Шлем вам нашу любовь и благословение, донья Хана и дон Исаак Мендес де Кардозо.
— Чего бы ради мне волноваться? — хмыкнула Марфа. Она проглядела написанное изящным почерком письмо, и, поцеловав Рэйчел в лоб, сказала: «Сейчас вернусь».
Виллем и Джованни, сидя за большим столом в кабинете адмирала, что-то обсуждали, просматривая большие, покрытые исправлениями, листы бумаги.
Марфа закрыла за собой дверь, и, подойдя ближе, тихо сказала: «Лиза жива. И дочь ее, Мария — тоже».
Мэри посмотрела на изящный пистолет, что лежал рядом с бокалом вина, и твердо сказала:
«Я поеду на Москву, и привезу их, матушка».
Марфа оторвалась от какого-то письма, и, отложив перо, сухо ответила: «Никуда ты не поедешь. Ты сейчас обвенчаешься, отправитесь в Нортумберленд, а в феврале — уйдете в море. Все».
— Матушка! — Мэри закинула ногу за ногу и обхватила пальцами колено. «Вы же сами сказали, Михайло Данилович не может уехать из Парижа, а дядя Матвей — уже старый человек, у него дочь на руках. Дэниел в море, у Питера — работа и Рэйчел. Значит, только я остаюсь».
— А у тебя на руках — Генри, Джон и Энни, не забывай, — мать встала, и, вздохнув, отдернув бархатные портьеры, посмотрела в окно. «Хорошая осень, сухая, — пробормотала женщина.
Она посыпала чернила песком, и, шурша юбками, наклонилась над дочерью, поцеловав ее в белокурый затылок.
— Девочка моя, — ласково сказала Марфа, — я и так тебя и Энни похоронила уже. Не надо, милая. После всего того, что было — не надо.
Она вдруг почувствовала слезы у себя на руке. Острые лопатки под льняной рубашкой задвигались, и Мэри, помотав головой, всхлипнув, сказала: «Он ведь такой хорошенький был, матушка. Николас. Глазки синенькие, и улыбался мне. Ну почему, почему так!»
Марфа присела на ручку кресла и прижала к себе дочь.
— Так что ж ты хочешь, милая, коли ты на сносях была, а он — бил тебя. Видишь — поспешила ты замуж, ну да понятно, вы там одни были, в Новых Холмогорах, коли б Федор туда с вами доехал — может, все бы по-другому сложилось. А что ты мне о Москве говорила, — она подняла дочь за подбородок и поцеловала в мокрую щеку, — так то, во мне умрет, не бойся.
Мэри помолчала, глядя на пламя камина, и, покраснев, сказала: «Мне нравилось. Я как дядя Матвей, да?».
Мать пожала плечами: «Милая моя, ты же не каменная. И не по своей воле ты это делала. А что нравилось — так, то, нам Господь дал, против Него не пойдешь». Марфа внезапно усмехнулась: «Так нравилось, что за первого, попавшегося на дороге мужика, замуж выскочила».
Мэри зарделась и что-то пробормотала.
— Вот и нечего об этом думать, — мать погладила ее по голове. «А с Лизой — видишь, — она кивнула на стол, — Английский Двор на Москве закрыт, с этой смутой торговцы дальше Новых Холмогор не выезжают. Там же половина страны под поляками, и Шуйский еле на престоле держится. Ну, хоть так попробую письмо отправить, может, дойдет до Федора. Еще и кто знает, — Марфа вздохнула и поднялась, — Федор-то, он за Шуйского, али супротив него».
Мэри взглянула на резкие, глубокие морщины по углам рта матери и вдруг подумала: «А все равно — шестьдесят ей следующим летом, и ни одного седого волоса. Может, сказать о Федоре и Ксении? Да нет, зачем, Федор же мне сказал, что к Лизе поехал, чего ради напраслину на него возводить».
— Матушка, — Мэри отпила вина, — а, значит, Мирьям, ну, тетя ваша, своего старшего сына на Москву отправила?
— Да, — Марфа помолчала. «Мальчику тринадцать лет. Господи, ну и люди, как нам благодарить-то их? Вот уж верно — праведники. Ну да они с Лизой дружили, еще с тех времен, как у Лизы первый ее родился, Петенька, еще в Несвиже том».
Мэри подняла лежащее под пистолетом письмо и прочитала:
— Дорогая Марфа Федоровна, дома мы их держать долее не могли, уже и так священники приходили с распоряжением от архиепископа забрать пани Эльжбету и Марию в монастырь.
Еще и толпа у ворот стояла, молилась. Пани Эльжбета совсем разум потеряла, но, если ей что-то говорить — то делает. Внучка ваша, Мария — девочка очень умная, и бойкая, и наш Элияху — мальчик спокойный и рассудительный. Так что не бойтесь, Марфа Федоровна, они пана Теодора найдут».
Дверь отворилась, и Джованни, зайдя в комнату, сказал: «Ради Бога, Марта, не мучь себя так. В монастыре им точно лучше не было бы».
— Из монастыря можно было бы их выкрасть, — Марфа налила вина и протянула мужчине бокал. Тот опустился в кресло, и, погладив темную, с проседью бороду, вздохнул: «Если бы они в живых остались. Ты же мне рассказывала о племяннице своей, дочери Мэтью, и какой ее из монастыря забрали».
Мэри взглянула на мужчину и спросила: «Дядя Джованни, и с Лизой бы то же самое случилось?»
— Без сомнения, — он погладил Мэри по голове. «Иди, девочка, там мистрис Доусон с вашим багажом разбирается, возок приехал».
— А потом в опочивальню поднимайся, уже и к венчанию одеваться пора, Полли и девочки тебя ждут, — добавила мать.
Когда дверь закрылась, Джованни, взглянув на пистолет, сказал: «Я тут кое-какие бумаги по Рейну принес, от Джона. Ночью едем в Дувр, сложилась ты?»
— Я и не раскладывалась, — хмыкнула Марфа, и, протянув руку, приняв запечатанный конверт, вдруг спросила: «Как ты думаешь, почему такое с Лизой случилось?»
Джованни опустился в кресло и протянул ноги к огню: «Ты же помнишь, что Джон рассказывал. Не все, глядя на такое, могут рассудок сохранить».
— Да, — тихо вздохнула Марфа и, раскрыв конверт, углубилась в чтение.
У входа в церковь Виллем оглядел падчерицу и сказал, вдыхая аромат белых роз у нее в руках: «Красавица. Цветы от Марты?».
Мэри поправила кружевной чепец и улыбнулась: «В другом месте сейчас их не найдешь.
Готовы, девочки?»
Анита и Тео, с распущенными по плечам волосами, кивнули, и приподняли длинный подол платья. Полли поцеловала сестру в щеку, и, перекрестив ее, шепнула: «Ну, все, вон, Генри уже ждет тебя».
