Александр Холин - Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов
Любому разумному отпущена своя доля и своё постижение мира, поэтому послушник ничуть не удивился, когда старейшины приказали ему готовиться к четвёртой ступени посвящения. Каждый из общины мог получить только три ступени. К четвёртой же допускались в общине очень редко, и только те, кто особенно заслуживал такого доверия в повседневной человеческой жизни. Существуют ли после этой высшей ступени, ещё какие элементы посвящения, Иисус не знал, но подозревал, что действительно существуют и далеко не одна ступень. Иначе не было бы в народе такого понятия: век живи – век учись.
О, это была самая заветная мечта адепта, потому что именно с познанием приходит умение чувствовать мир во всех его гранях. Но знание без духовной чувственности и проникновенности ничтожно само по себе, поэтому необходимо воспитать и разбудить в себе те чувства, которые помогут дальнейшему познанию и отдачи себя самого для указания дороги в тот самый потерянный рай, о котором продолжают тосковать люди.
Мистерия посвящения должна была произойти в том же храме, но перед этим обязательно должно было быть исполнено литургическое Богослужение. Перед такими великими праздниками никто из ессеев не спал, да и не смог бы, наверное, потому что энергетика предстоящего посвящения заражала всех.
Молитвословие началось с раннего утра, когда ещё ни один петух в Енгадди не прокричал к заутрене. В одном из пещерных залов, высеченных в недрах горы, куда в начале мистерии не допускался почти никто, собралась вся община. Возле пещерных стен находилось несколько сидений, вырубленных из камня, на которых сидели старейшины. Одетые в расшитые красными узорами льняные одежды и закрывшие по случаю праздника головы тяжёлыми покрывалами, а лица шёлковыми сударитами,[30] старейшины выглядели величественным собранием судей во время поднебесных свершений.
Послушника, одетого в такую же льняную рубашку, только без расшитых красной нитью узорчатых письменных знаков, но зато подпоясанную широким голубым поясом ввели под руки в зал двое сопровождающих. Иисус шёл, опустив голову, не глядя по сторонам.
Сопровождающие поставили его перед каменным треугольным алтарём в центре зала, и каждый из присутствующих старцев по очереди прочитал священную молитву. Из середины алтаря вверх поднимался огромный символ креста, сколоченный из двух кипарисовых брёвен, а над крестом, где-то под самым пещерным сводом, блистал пятью яркими светящимися камнями венец, который, так казалось снизу, парил над крестом в воздухе без всякой поддержки. Светящиеся камни давали бледное ровное освещение всему залу, но по стенам, ко всеобщему довершению, были воткнуты в кольца массивные факелы.
Пока читались молитвы, зал постепенно заполнялся допускаемым в этот час народом, ведь у каждого в начавшейся мистерии была своя исполнительная роль. За алтарём возле глухой стены появились откуда-то с маленькими факелами в руках и пальмовыми ветвями несколько пророчиц, одетых в такие же льняные одежды, как старцы и послушник.
Девушки потихоньку запели песню на каком-то неизвестном языке. Причём, ни одну из них послушник никогда раньше в школе не видел и не слышал таких песен. Пение становилось всё громче и уже разносилось по пещере бравурным эхом, вносящим в действо какое-то необъяснимое опьянение. В первую очередь это почувствовал на себе Иисус и даже встряхнул головой, освобождаясь от колдовства священного женского песнопения.
Девушки пошли хороводом вокруг алтаря, и в этом кругу оказался сам посвящаемый. Пророчицы недолго водили хоровод вокруг Иисуса. Часть девушек отделилась, и разместилась возле алтаря таким образом, что женские спины составляли живую лестницу на сам алтарь. Иисус смотрел на это, не решаясь даже что-нибудь сказать.
– Взойди на алтарь, сын мой, – послышался сзади голос Закхея.
Адепт обернулся. Позади действительно стоял первосвященник, одетый в длиннополую мантию, с таким же плотным покрывалом на голове и сударитом на лице, но Иисус не мог не узнать священника по голосу. Неофит сделал то, что от него требовалось. Взошедши на алтарь по спинам девушек, Иисус почувствовал, что именно сейчас перед ним откроется будущее, которое он ещё не знал, но которое уже не раз давило его сознание своим наступлением.
К алтарю в круг девушек вошли двое старцев. Один держал в руках чашу с вином, другой большой кусок хлеба. Они тоже поднялись по спинам девушек на алтарь, к Иисусу. Держащий в руках потир,[31] взошёл первым, второй следовал за ним с большой лепёшкой хлеба, выпеченной в тандыре.
– Преломи хлеб, – сказал один из старцев. – Возьми себе кусочек, а остальное раздай ближним, как сделал царь Салимский.
– Прими чашу, – произнёс второй. – Сделай глоток и передай ближним, как сделал Мелхиседек.[32]
Иисус, стоящий лицом к символу креста, встал на цыпочки и дотянулся губами до перекрестья. Поцеловав крест, неофит отщипнул кусочек хлеба, запил из чаши вином и передал всё жрецам, которые тоже повторили Причастие посвящаемого.
Чашу с освящённым вином и хлебом пустили по кругу. Когда каждый из присутствующих сделал глоток и съел кусочек хлеба, вдруг откуда-то в закрытом пещерном гроте возник ветер, и факелы в руках пророчиц погасли. Не погасли только пять светящихся камней под сводом пещеры. Они, как пять сияющих звёзд на чёрном небосклоне сияли над головой послушника, предрекая ему путь, который он должен будет пройти в этом мире.
Ведь звезда из пяти лучей совмещает в себе истинно Божескую Любовь и Познание. Именно к этому и стремился адепт. Хотя после посвящения на алтаре он не был уже адептом, он был жрецом, но не религии, а веры. Веры в Бога и в Божественное начало. Без этого ни одна религия не могла существовать на земле.
В навалившемся внезапно молчании вдруг прогремел сильный нечеловеческий голос:
– Жизнь Твоя предстоит, чтобы вывести братьев из темноты. Восстань и говори!..
Иисус так и сделал. Спрыгнув с алтаря, он принялся каждого по отдельности выводить из молитвенной залы за руку, а сам ушёл последним, но на всю жизнь запомнил слова, прозвучавшие в темноте пещерного грота, тем более что фразу эту не произносил никто из присутствующих ни в годы обучения, ни после посвящения.
За всё время, проведённое в храме ессеев, Иисус мог с закрытыми глазами определить голос каждого, а этот, прозвучавший ниоткуда… послушник даже не мог определить направления, откуда прозвучало жизненное благословение.
– Спасибо, Отец мой! Ты не оставляешь меня, – наконец произнёс он. – Не ведаю мыслей Твоих, Господи! Но пусть будет не моя воля, а Твоя. Сделай так, как должно мне.
