Йоханнес Йенсен - Христофор Колумб
Вначале команда опасалась, что они, плывя все вперед да вперед, проткнут носом корабля небо, на них посыплются обломки, и произойдут, Бог весть, какие беды; теперь этот суеверный страх у них прошел. О, теперь они уже не верили, что есть где-нибудь край света; нет, можно плыть и плыть бесконечно, без всяких несчастий и катастроф, но зато вечно – пожалуй, до самого дня страшного суда! Как знать, может быть, они уже осуждены скитаться по морям изо дня в день, из года в год, из века в век за то, что дерзновенно попытались разгадать тайну моря? Может быть, они уже перешли из времени в вечность и не могут никогда умереть, обреченные глядеть друг на друга, плавать вместе на этом корабле веки вечные; плыть, плыть, плыть… О-о!..
Мясо свалится у них с костей лица, они будут глядеть друг на друга пустыми глазницами и все-таки не смогут умереть. И «Санта-Мария» станет древним кораблем, – она уже и теперь стара, – с исщербленной палубой, выбеленными солнцем парусами, размохнатившимися, изъеденными червями пеньковыми канатами, заржавевшим якорем… Но и это все останется вечным; старое корыто будет бесконечно бороздить волны, покачивая своими покривившимися мачтами и поскрипывая обшивкой, покрываясь слизью морских водорослей; будет плавать, плавать, хо-хо! пока, наконец, сатана, если не Бог, уже позабывший их, не сжалится над ними и не разверзнет перед ним щель, в которую провалится это трухлявое корыто вместе с ними – в преисподнюю!
А он все не сдается! Каждый день своим вразумительным дружеским тоном плетет и плетет им вздор, доказывает близость земли, пока люди не взмолятся о пощаде, сложив руки крестом на груди. Пусть это чудовище замолчит, пусть лучше надает им пинков, убьет их! Он все еще возится со своей астролябией и угломерами и замалчивает сегодня то, что с преступною самонадеянностью нагородил вчера, и что, как всегда, оказалось вздором!..
Выбросить бы им его за борт в тот раз, когда еще не было поздно, когда они еще могли решиться на это! Теперь он жалеет даже кормить их как следует, посадил на паек; жиры все съедены или испортились, в остатках завелись черви, крысы бегают ночью по головам людей; кончится тем, что придется им, как собакам-язычникам, сожрать крыс, – если не случится наоборот. Пресная вода в бочонках протухла; хоть бы он поскорее подох, чтобы не слыхать больше этого скрипа досок у себя над головой, чтобы можно было валяться без помехи, не вставая, с закрытыми глазами, не видеть опротивевших грязных лиц товарищей, лежать и ждать смерти…
Жара все увеличивалась и увеличивалась. О-о-о!
И вот, когда они дошли уже до последней степени душевной расслабленности, а корабль превратился в настоящий госпиталь, надежда опять начала понемногу просачиваться в их души, – долгое время против их воли, потому что порождала ее все та же ненавистная, убийственная болтовня о приметах, доказывающих близость земли; и чем больше об этих приметах было разговору, тем тошнее становилось людям. Но под конец они и сами невольно стали присматриваться.
Однажды утром в начале октября они услыхали, что адмирал напевает, расхаживая у себя наверху на мостике, находясь один с Богом и восходящим солнцем. И они поняли, что он, наконец, поверил, по-настоящему, а не наружно только, как до сих пор, когда вера и надежда жили у него лишь на языке, а не в сердце,– о, их не проведешь! Теперь он получил уверенность. И скоро они не могли не разделить ее с ним. В течение этого дня и следующих, вплоть до 11 октября, приметы близости земли усилились настолько, что никто уже не мог больше сомневаться. И люди стали приходить в себя, оправляться, как оправляются после болезни, не сразу входя в силу для жизни телом, но оживая душою; тихие слезы катились у них по щекам; да, теперь уж не оставалось никаких сомнений!
Еще 7 октября адмирал изменил курс на юго-западный. В течение нескольких дней перед тем, они видели пеликанов, а в этот день увидели большие стаи каких-то других птиц, летевших с севера на юго-запад. Колумб знал, что португальцы нашли землю, плывя по тому же направлению, по которому теперь летели птицы, и последовал за ними. Он начал предполагать, что прошел со своими кораблями мимо тех островов, которые ожидал встретить в море, или между ними, не заметив их, и потому решил теперь плыть прямо к материку. На острова они всегда успеют вернуться. 11-го признаки близости земли стали вещественными: матросы с «Пинты» выловили из воды отструганную палку, а с «Ниньи» увидали плывущую по воде свежесорванную ветку с ягодами и невольно вспомнили оливковую ветвь в клюве голубки, севшей на крышу Ноева ковчега после потопа. Видели также буревестников, а шли в тот день с все крепчавшим ветром и по довольно бурному морю, что отвечало их собственному волнению, вызываемому уверенностью и нетерпением; теперь уж скоро-скоро – может быть, через несколько часов – они увидят землю!
А всего за день до того адмирал выдержал последнюю стычку с командой, опять впавшей в нелепые страхи и сомнения – как раз теперь, когда неуверенность уступила место полной уверенности. Именно эта уверенность и возбудила команду: силы вернулись к людям, когда мир вокруг них стал опять похож на настоящий; вернулись поразительно быстро, и они обрушились на адмирала со своими опасениями. Без сомнения, они скоро пристанут к берегу, но к какому? В лучшем случае это будет Индия, но тогда не безумие ли заходить в тыл царствам Великого Могола с тремя жалкими кораблями и с командой численностью меньше ста человек?! Если адмирал не подумал об этом раньше, так есть еще время подумать и вернуться. Теперь местоположение земли установлено, и можно будет вернуться сюда, но уже с настоящим флотом и войском. Они посланы были на разведку и перенесли невероятные испытания, выпадающие на долю первых разведчиков в новых неведомых морях, но теперь – коротко и ясно – они хотят вернуться на родину за подкреплением, ни за что не согласны подвергать себя опасности быть убитыми на чужом враждебном берегу и загубить все результаты экспедиции, если ни один из них не вернется домой, чтобы рассказать о ней!..
– Да, всего сто человек, но зато испанцев! – возразил адмирал.
Все выпрямились; грудь колесом; адмирал умел польстить и попал в точку. Но… и опять весь разговор сначала; не обошлось и без намеков на то, кто здесь многочисленнее и сильнее и кто не остановится перед тем, чтобы воспользоваться этим. Шум, крик; Диего прыгает вперед, как леопард из джунглей, болтая в воздухе руками и ногами, все орут за раз: до сих пор они плыли с адмиралом, обеспечивая ему успех; теперь ни одной мили дальше!
Кончилось тем, что адмирал просто и спокойно объяснил им, что он со своей стороны решил продолжать путь, пока не достигнет Индии. Не стал на этот раз выходить из себя, метать на них громы и молнии; зато в словах его сквозила некоторая доля презрения, что пришлось им не по вкусу, – во всяком случае части команды. Вообще же в его поведении было столько решимости, что они поняли: только перешагнув через труп его, могут они повернуть обратно.
