Константин Сергиенко - Тетрадь в сафьяновом переплете
— Но кто же она в самом деле? — воскликнул я так же, как недавно сам Петр Иванович Осоргин. — Быть может, она и вправду принцесса?
— Кара-Вазир человек непонятный, — сказал Петр Иванович. — Глаз у него сонный, но хитрый. Ищет черногорского самозванца, давно погибшего, вслух говорит об этом, ничего не боясь, да еще готов принять за принцессу любую странницу.
— Но она не любая! — воскликнул я. — А кроме того, тоже по имени Черногорская.
— Совпаденье, — сказал Петр Иванович.
Мне было приятно, что он беседует со мной как с равным. Я напрягал ум, чтобы сказать что-то важное, значительное, а вместо этого повторил:
— Она добрая.
Петр Иванович хоть и старался мне возразить, но на самом деле было видно, что он доволен моими словами, ему тоже хотелось, чтобы госпожа Черногорская была хорошей и доброй.
Мы провели на горе Агармыш много времени, но на обратной дороге случилось событие, которое решительно переменило мирный ход нашего путешествия.
Все началось с того, что над своей головой я увидел свисающий куст, обсыпанный крупными пунцовыми цветами. Возбужденный разговорами о госпоже Черногорской, я вдруг представил, что иду по тропинке с нею. Тогда уж выходило, что я должен был проявить удальство и сорвать для нее хотя бы один цветок. Словом, меня потянуло вскарабкаться на эту скалу.
— Смотри, не сорвись, Митя, — сказал Петр Иванович, — я у источника тебя подожду. — И он, посвистывая, направился вниз по тропинке.
Я полез на скалу. Оказалось, это не так-то просто. Была она саженей пятнадцать в высоту и довольно крута. В одном месте подъем оказался слишком опасным, и я подался в сторону, заметив перешеек, по которому можно было достичь куста с другого бока.
Добравшись до верхней гряды перешейка, я нашел твердый выступ и решил на нем отдохнуть. Но внезапно я услышал глухие голоса. Они неслись откуда-то из глубины массива. Поднявшись еще немного, я высунул голову.
Внизу под собой я увидел укромную площадку, раскинувшуюся перед входом в пещеру. Спиной ко мне у входа на раскладном стульчике сидел человек. Он весь оказался в тени, и разглядеть его было невозможно. Зато напротив, у дерева, стояла фигура, в которой я сразу узнал одного из людей Кара-Вазира, того, кто преградил нам путь на горной тропинке у Карасу. Все та же мохнатая шапка, два пистолета за поясом и кинжал. Не успел я что-либо сообразить, как появился сам Кара-Вазир и, приложив руку к груди, поклонился человеку в тени.
— Ну что, любезный, — проговорил человек в тени, — чем порадуешь? — Голос этот показался мне знакомым.
— Третьего дня встретили их в горах, — ответил Кара-Вазир.
— Ну!
— С ними была охрана.
— Да что тебе до охраны! — раздраженно сказал человек в тени. — Разве я приказал их вязать? Ты должен был говорить.
— Я говорил, — сказал Кара-Вазир, — я все говорил, как надо, но они не знают.
— Кто не знает? — воскликнул человек в тени. — Мальчишка, может, и не знает. Где они, кстати, сейчас?
— Здесь, на горе.
— Вот как! — воскликнул человек со знакомым голосом. — Что же ты назначаешь встречу? Столкнуть меня хочешь?
— Я не знал, — ответил Кара-Вазир.
— Болван, напрасно тебе плачу. Смотри, ты у меня схватишь кнута!
Кара-Вазир поклонился и приложил руку к груди.
— Итак, по-твоему, не знают, — сказал человек в тени. — Да просто тебя раскусили. Всю твою жалкую игру. Нет, плохой из тебя лицедей. Даром тебе плачу. Как же может миледи не знать?
— Она мне ничего не ответила.
— А граф?
— Мне кажется, он совсем ничего не знает.
— Но ведь знаком?
— Знаком, а не знает.
Я слушал этот малопонятный разговор и как мог прятался за камни. Ясно было одно: эти люди замышляли нехорошее, и дело касалось нас.
— Что думаешь делать? — спросил человек в тени.
— Догоню их в Кафе, — ответил Кара-Вазир.
— И?
— Приставлю кинжал к груди. Тогда всё скажут.
— Говорил, болван! — воскликнул человек в тени. — Да ты сам уверял, что не знают! Зачем кинжал приставлять?
— Ну тогда саму вязать, — угрюмо проговорил Кара-Вазир.
— Рано! Она себя не открыла, кого же ты будешь вязать?
Кара-Вазир молчал.
— Вот что, голубчик, — сказал человек в тени, — глупости свои оставь. Дипломат из тебя не вышел, дам тебе другое направленье. Где твои люди?
— Здесь и в Караголе, — ответил Кара-Вазир.
— А за ней послал?
— Самых лучших, — заверил Кара-Вазир.
— Думаю, когда доберется до места, себя откроет, — задумчиво произнес человек в тени. — А пока занимайся графом.
Кара-Вазир поклонился. В это мгновенье я неосторожно двинул рукой, и несколько камешков покатилось вниз. Я тотчас спрятал голову, а затем поспешно спустился вниз и кинулся по тропе к источнику. Петр Иванович сидел подле него на камне и все так же задумчиво посвистывал. Я сбивчиво рассказал ему все, что слышал. Петр Иванович встал и нахмурился.
— Очень знакомый голос, — твердил я, — но вспомнить не могу.
— Тут целая интрига, — сказал Петр Иванович, — теперь нам надо держаться осмотрительно.
На постоялом дворе обнаружилось, что в наших вещах копались, кофр был раскрыт, но содержимое осталось целым, даже подзорная труба покоилась на прежнем месте. Петр Иванович особенно беспокоился за карабин и пистолеты, но и на них не позарились неожиданные налетчики. Хозяин постоялого двора, грек, был очень расстроен и твердил, что краж у него никогда не бывало. Петр Иванович его успокоил, заплатил за постой, и ранним утром мы отправились по дороге на Феодосию, готовые теперь уже к разным неожиданностям.
Феодосия
Однако до своей цели мы добрались без всяких происшествий. Древний город встретил нас, расположившись амфитеатром на берегу обширного полукруглого залива. Как нам рассказали, Феодосии более двух тысяч лет, основали ее милетские греки.
Чего только не происходило за всю историю города! Даже название менялось много раз, до сих пор Феодосию называют на крымский манер Кафа, а турки, например, предпочитают название Кучук Стамбул, что означает Малый Стамбул.
Владели этим местом тавры, скифы и киммерийцы, а уж потом явились греческие суда. Кстати, жители Феодосии считают, что слово Таврида происходит вовсе не от Тафроса, Перекопа, как говорил нам старец Булгарис, а именно от племени тавров, владевших когда-то значительной частью Крыма.
Феодосия процветала и почти исчезала с лица земли. Ее грабили и сжигали гунны, готы, сарматы и хазары. Здесь укреплялись генуэзцы, а на них нападали татары. Бывали времена, когда население многострадального города достигало ста тысяч, но к нашему приезду здесь насчитывалось чуть больше тысячи жителей самых разных национальностей. Кругом царило запустение, так характерное для войны. Множество зданий разрушено, почти ничего не строится, и только повсеместно возникают кабаки, в которых бойко торгуют молодыми крымскими винами.
