Рафаэль Сабатини - Игрок
Скрыть свое разочарование было выше сил герцога. Этот простой вопрос, заданный безыскусным тоном показался ему издевательством. Вспыхнув, он ответил:
— Мне трудно признать это правильным, но я вижу, что происходит. Поэтому я прошу Ваше Высочество соблаговолить принять мою отставку из финансового Совета.
Регент с сожалением вздохнул, продолжая улыбаться:
— Как вам будет угодно, мой дорогой герцог.
Смертельно побледнев, Ноай оцепенел в изумлении. Некоторое время он стоял неподвижно. Потом, не найдя нужных для ответа слов, он резко поклонился:
— Разрешите удалиться, монсеньер.
— Вы ничего не хотите попросить?
— Нет, монсеньер.
— Что ж, — вздохнул регент, — у меня есть для вас должность в регентском Совете.
— Я не думаю, что смогу там быть полезен.
Регент пропустил колкость мимо ушей.
— Как вам будет угодно, — сказал он, — можете идти.
Ноай вышел, кипя от негодования. Он рассказывал о несправедливости всем, кто ценил его и хотел выслушать. Его горечь удваивалась тем, что Франция, управляемая теперь кучкой интриганов, фактически отдавала свои финансовые дела в руки иностранного авантюриста, игрока, изгнанного ранее из всех европейских стран. Регентство Филиппа Орлеанского вело Францию к ужасным несчастьям.
Отставка человека, которого до сих пор считали главной опорой регента, не могла пройти незамеченной. Парламент был взволнован и сочувствовал Ноаю. Особенно возбуждала парламент герцогиня Менская, действовавшая через своих доверенных лиц — Помпадур, Малезье и некоторых других.
Но пока создавалась сильная партия из дворян и людей, рассчитывающих занять высокие посты, мистер Лоу, которого Дюбуа предупредил о зреющей опасности, также спешил заручиться поддержкой столь же высокопоставленных сторонников. Его теперь беспрепятственно допускали ко двору, где его уверенность, обаяние и врожденное благородство манер завоевали ему немало друзей.
Тем более, что его дружба сулила немалую выгоду. Он предусмотрительно добился разрешения для дворян приобретать акции Миссисипской компании, хотя до этого им было строго запрещено унижать свое достоинство торговыми операциями. Его манипуляции с этими акциями, стоимость которых стремительно шла вверх, позволяли быстро получать прибыль, которой он щедро делился.
Были и другие компании: Китайская, Ост-индская, Сенегальская, но все они терпели убытки, и мистер Лоу наблюдал за их делами, рассчитывая в ближайшем будущем начать их контролировать. Кроме того, мистер Лоу старался сблизиться и с такими людьми как герцог д'Антен, принц де Конти, герцог де Бурбон, герцог де ла Форс, а также, хотя это и было странным, с графом Орном, ближайшим другом Ноая.
Так случилось, что Орн был должником мистера Лоу. Он обратился к нему за советом. Он неожиданно получил, сказал Орн, изрядную сумму денег, и был бы благодарен, если бы господин Ла порекомендовал ему, как выгодно их разместить.
Мистер Лоу не испытывал особой приязни к этому красивому, беспутному лентяю, младшему брату принца Орна и родственнику доброй половины королевских семейств Европы, что не помешало, впрочем, его позорному увольнению из австрийской армии. Было известно, что недавно, находясь в Англии, он женился на очень богатой даме, которая, однако, не сопровождала его во Францию, и мистер Лоу полагал, что этим и можно было объяснить наличие у Орна суммы денег, которую тот назвал изрядной.
Его неприятно удивило, что, получив это богатство, граф даже не упомянул о старом карточном долге в пять тысяч луидоров, расписку о котором мистер Лоу до сих пор хранил.
Но, считая главным сейчас заводить связи в высших сферах, мистер Лоу решил помочь молодому повесе. Он недавно ознакомился с делами компании Гамбии, еще одной колониальной монополии, и нашел их в жутком состоянии. Владельцы акций были рады сбыть их за десять процентов номинальной стоимости. Он решил взять эту компанию под свой контроль и посоветовал Орну скупить акции.
— Покупайте, сколько сможете, но не афишируйте своих действий. Это должно принести прибыль.
Граф послушался совета. Его уважение к мистеру Лоу сильно выросло, и он стал частым гостем на улице Гренель.
Катрин Лоу разделяла, что было вполне естественно, растущую славу своего мужа; она стала менее сварливой, от лестного внимания самых выдающихся людей Франции характер ее смягчился.
Нельзя сказать, что она испытывала благодарность к своему мужу. Она вела себя таким образом, словно то положение, какое она теперь заняла в обществе, было для нее самым естественным, и она заняла бы его в любом случае вследствие присущих ей достоинств.
Эту ее точку зрения он никогда не оспаривал. Придерживаясь ее, она считала своим долгом принимать гостей со всей пышностью и превратить их дом на улице Гренель в настоящую Мекку для beau monde.
Один из приемов она дала, по предложению своего мужа, в честь маркиза д'Аржансона в связи с его назначением канцлером. Маркиз не скрывал, что этим назначением он обязан мистеру Лоу из-за истории с налогом на соль.
Гости, которых собралось около двух десятков, представляли собой различные части высшего света. Лорд и леди Стэр — дипломатов; маркиз Канильяк и граф Орн — окружение регента; злобный юный горбун принц де Конти был представителем королевской крови; наконец, сам д'Аржансон представлял политиков.
Были там и такие выдающиеся личности, как весельчак герцог д'Антен, единственный законный сын госпожи де Монтеспан, на этом основании считавший себя выше своих незаконнорожденных сводных братьев, чьим отцом был сам король, а также Эктор де Ла Гранж, банкир, человек большого богатства и изящных манер, который был принят всюду.
Мистер Лоу принимал гостей с учтивым обаянием, в котором он был весьма искусен. Вряд ли в Париже был тогда еще один столь же богатый стол. Золотые и серебряные блюда, прекрасный фарфор, исключительно тонкое испанское стекло, — все это он привез с собой из Савойи. Вместе с ним приехали и повар из Болоньи, и безупречный метрдотель.
Странно привлекательный и нарочито элегантный от локонов коричневого парика до красных каблуков туфель, он сидел за столом между высокомерной графиней Стэр и обаятельной госпожой де Сабран, ни одна из которых не уделяла ему особого внимания.
Леди Стэр наблюдала за своим мужем, сидевшим между Катрин Лоу и госпожой Раймон. Он, пренебрегая хозяйкой дома, полностью сосредоточился на беседе со своей красивой соседкой. Госпожа Раймон вела себя крайне скромно, но леди Стэр больше верила ее слишком откровенному декольте, тем более, что именно на него смотрели узкие глаза посланника. Губы леди Стэр кривились.
