Филип Ванденберг - Наместница Ра

— Сколько работников вы мне дадите? — поспешил осведомиться он, пытаясь загладить неловкость.

— Обойдешься двумя с половиной десятками.

— Ладно. А какой глубины гробница Тутмоса, да живет он вечно, как велика погребальная камера и сколько там других камер?

Ничего не ответив, Хапусенеб ускорил шаг, так что Сененмут с трудом поспевал за ним.

— Погребальная камера должна иметь размеры спальных покоев царицы, не больше и не меньше, — после паузы вымолвил жрец.

Сененмут смешался. Он не знал, как быть дальше. Спросить: «А как велики покои царицы?» — и в ответ получить насмешливое замечание Хапусенеба: «Только не делай вид, что не знаешь спальни госпожи»? Или промолчать и тем самым избавить себя от насмешек? Он выбрал второе.

— А какой глубины?

— Какой глубины, какой глубины! — проворчал бритоголовый. — Десять локтей или сто, какое это имеет значение? Главное — чтобы никакой грабитель не смог найти гробницу!

Сененмут подивился, с какой легкостью старец устремился вверх по узкой горной тропе к Долине Шакалов. Добравшись до вершины, верховный жрец обернулся и простер руку к сопровождавшим их лучникам. Те мгновенно остановились и рассыпались по склону, взяв луки наизготовку и осматриваясь по сторонам. А Хапусенеб поднял надо лбом Сененмута правую руку, растопырив пальцы подобно пальмовой ветви, и тихонько, но внятно забубнил:

— О, Осирис, завершивший свой круг, ты, прекрасноликий повелитель царства мертвых, смотри, здесь, на месте истины, слуга твой Сененмут. Он пришел, чтобы исполнить повеление своей царицы и заложить на западном горизонте усыпальницу, прежде чем птаха души сядет на ее мертвое тело. Дай ему силы на земле и просветления под землей и простри над ним крыло забвения.

После этого он семь раз стукнул Сененмута по лбу большим пальцем. Юноша еще не успел открыть глаза, а бритоголовый уже продолжил свой путь.

— Видишь? — Хапусенеб указал на выступ скалы на противоположной стороне долины, раскинувшейся перед ними. — Оттуда семь локтей к южному и семь к восточному солнцу, там вход в гробницу Тутмоса.

Сененмут на глаз прикинул координаты, данные жрецом.

— Неужели там? — удивился он. — Именно так я и думал.

Бритоголовый недоверчиво посмотрел на него.

— Это же самое простое решение! — убежденно заверил его Сененмут. — С технической точки зрения. Но и для расхитителей гробниц оно очевидно, так что ее легко найти.

Перед ней, в постели начальника войск, лежал Сененмут, стыдливо прикрывая наготу льняным покрывалом.

Хапусенеб нахмурился.

— Посмотрим, найдешь ли ты лучшее место. Можешь выбирать, где тебе хочется.

По гребню горы они обошли Долину Шакалов и добрались до перешейка, откуда на запад открывалась вторая котловина.

— Долина Обезьян, — пояснил Хапусенеб. — Но она настолько зловещая и неприступная, что туда еще никто не ступал — не считая стай обезьян, конечно.

— Разве не такой мне дан наказ: построить гробницу для вечности, неприступную, как царство Осириса?

— Ты хочешь здесь?

Сененмут кивнул.

— Видишь выступ скалы на той стороне? Вон там, на половинной высоте, будет вход.

Хапусенеб отмахнулся:

— Ах, юноша, слава, что ты режешь камень, как крестьянин головку сыра, бежит впереди тебя. Я вовсе не умаляю твоих способностей, но поразмысли: потребуются головокружительные конструкции, чтобы поднимать рабочих и инструмент от подножия на такую высоту!

— Ничуть не бывало, верховный жрец Амона, — с улыбкой ответил Сененмут. — И рабочих, и инвентарь я буду спускать сверху, со скалы, так что потребуются лишь прочные канаты, ничего больше. А по окончании строительства я на них же спущу рабочих в долину, и пусть они найдут путь домой.

Хапусенеб изумился:

— Воистину Птах, ваятель земли, вложил в твою колыбель талант. Ты еще поднимешься выше великого Имхотепа!

Сененмут засмеялся, сердце его ликовало. И когда на долину легли длинные черные тени, оба ступили на обратную тропу, погрузившись в собственные мысли. В том месте, где каменистая тропа переходила в плодородные земли, верховный жрец внезапно остановился.

— Погребальная камера царицы должна быть больше, чем ее спальные покои, — поколебавшись, начал он. — Она послужит и царю. — И с этими словами, не оборачиваясь, зашагал дальше.

Сененмут не отважился задать вопрос.

В месяце паофи, втором месяце времени Половодья, Хатшепсут разрешалась от бремени.

Бес, добрый карлик на кривых ногах, покровитель рожениц, красовался над ложем царицы. Сат-Ра, кормилица, рассыпала перед ним крупинки ладана, которые теперь курились в раскаленной чаше, и твердила благочестивые молитвы, чтобы ребенок родился здоровым и миллионы лет правил Египтом. По полу лениво шлепали лягушки-быки размером с кошку, священные животные богини Хекет, помощницы при родах.

Измученная схватками, Хатшепсут металась на ложе. Сат-Ра взяла ее руку и прижала к своей груди.

— Хекет с тобой, будь покойна, — утешала она, вытирая пот со лба царицы.

Из соседних покоев, открытых небу, лился аромат сикоморов, а птицы, багряные, как цвет спускающегося Ра, с широко раскрытыми клювами насвистывали таинственные трели. По встроенному бассейну, глубиной по щиколотку, важно вышагивали длинноногие журавли и весело плескались утки с изумрудно-зеленым отливом перьев и белой окантовкой вокруг глаз. В такой мирной обстановке и должен был увидеть свет наследный царевич, новый Гор. Вся вселенная затаила дыхание. Родит ли Хатшепсут, верховная жрица бога Амона, желанного сына, Могучего быка, опору будущего страны? Вылепит ли Хнум мальчика, прекрасного и сияющего, как Амон, хитроумного и ловкого, как Тот, и своим дыханием дарующего жизнь, подобно Шу? Укрепит ли этот новый Гор власть Верхнего и Нижнего Египта на миллионы лет и породит ли он сам нового Гора?

Или снова будет девочка, подобно тому, как Яхмос родила фараону Тутмосу Хатшепсут?

— Вдохни аромат «ключа жизни», — сказала Сат-Ра, поднося царице анкх, увитый цветами. — Ибо ты подаришь новую жизнь!

Снаружи донесся топот множества ног, сопровождаемый приглушенным пением, и в покои длиной вереницей, положив руку на плечо впереди идущего, вошли жрецы Амона под предводительством Хапусенеба и Пуемре.

— Жизненной силы, крепости и здоровья новому фараону! — скандировал верховный жрец, и за ним монотонно подхватывали все прочие бритоголовые. — Жизненной силы, крепости и здоровья новому фараону!

Раскачиваясь, словно в трансе, притопывая, они обошли по кругу высокое ложе царицы, метавшейся, как затравленный зверь. Длинная процессия жрецов невозмутимо потекла наружу, пересекла, не сбиваясь с ритма, открытый внутренний двор, протопала вдоль длинной колоннады до следующих покоев гарема.