Михаил Попов - Барбаросса
Хозяин дворца и города только безропотно вздохнул по этому поводу.
Бей Сослан поприветствовал шейха как младший старшего, хотя по всем тогдашним нормам и меркам был ему вполне ровнею. Во время их совместного плавания по заливу с Камильбеком они обговорили последние детали дела, задуманного ими еще несколько месяцев назад. Было решено убить Салима ат-Туми сегодня вечером и свалить все на генерала Тобареса. Легко можно было пустить слух, что ссора произошла во время многочасовой беседы генерала со старым шейхом. Испанец хотел, чтобы владетель Алжира подтвердил свою присягу по отношению к трону испанских королей вне зависимости от того, кто именно сидит на этом троне. Свободолюбивый старик отверг генеральские доводы, чем вызвал его ярость. Дон Игнасио пронзил шейха кинжалом.
Версия казалась обоим заговорщикам вполне убедительной, тем более что на ее стороне готовы были выступить и стражники Камильбека, и кабильская кавалерия, так что активного противодействия ей не предвиделось. Что касалось смерти испанского гостя от рук возмущенных телохранителей шейха, то на ней Камильбек как новый владетель Алжира собирался спекулировать во время переговоров с новым посланцем Мадрида.
Так что когда бей Сослан, чернокожий урод с рассеченным в четырех местах лицом, низко кланялся сидящему, согнувшемуся от тяжести навалившихся забот старику, он приветствовал в его облике не его величие, а скорую и, видимо, отвратительную гибель.
Гостям подали подушки, из-за колонн заструилась бесконечная череда прислужников с подносами в руках, с подносами на головах.
Дон Игнасио поприветствовал нового гостя сдержанно, обожженное солнцем чудовище не вызывало в нем приязни, тем более что он еще не полностью уяснил для себя роль, которую тому предстояло сыграть в сегодняшнем представлении. А что таковое состоится, были убеждены все, кроме, пожалуй, старого шейха.
– А ты что видел, Илларио?
– То же, что и он, Освальдо.
Мартин де Варгас, сидевший в развилке старого орехового дерева, спрыгнул на землю. Он был мрачнее тучи и всего, что принято считать символом мрачности.
Оборванные, изможденные солдаты стояли перед ним в ожидании приказаний, а у него больше не было для них приказов. Он не знал, что ему делать. Но такие люди, как этот лейтенант, никогда не впадают в уныние надолго.
– Ладно, клянусь стигматами святой Бьянки[24], вы сделали все, на что были способны. Можете отдохнуть, поискать пищу и воду. На обратном пути попробуйте похоронить Хулио. Марабуты наверняка оставили тело без погребения.
Солдаты удивленно переглядывались, стараясь понять, что задумал их командир. Не наложит ли он на себя руки – на эту мысль наводил его тяжелый, темный взгляд.
– А я тотчас отправляюсь обратно, надобно, чтобы генерал де Тобарес как можно скорее узнал о том, что мы тут увидели. К вам у меня будет только одна просьба – отдайте мне два из ваших четырех кинжалов, подозреваю, что они мне могут понадобиться.
Уже через минуту лейтенант скрылся за стволами ореховой рощи.
Он бежал быстрее, чем в сопровождении своих солдат, его подгоняли отчаяние и стыд. Обманулся в расчетах генерал, но лейтенанту от этого не было легче. Пастушеская обувь давным-давно изорвалась, ноги почернели от кровоподтеков, но он почти не ощущал боли, потому что все перекрывала боль, сжигавшая офицерскую душу.
«Ты не победишь, Мартин де Варгас»,– шептал ему каждый орех.
«Ты не победишь, Мартин де Варгас»,– кричала летящая параллельным курсом чайка. Что ей надо, безумице, на таком расстоянии от моря?
«Ты не победишь, Мартин де Варгас»,– подсказывало бесшумно двигавшееся огромное белое облако, медленно превращаясь в подобие хищной головы.
Но, кажется, не все на этом свете были против него. Сзади раздался стук копыт. Одинокий всадник.
Лейтенант рухнул на спину и раскинул руки по сторонам. Из-за поворота дороги появилась конная фигура. Сквозь застилавшую глаза соль лейтенант не мог определить, воин это или просто путник.
Кажется, он не спешит. Увидел лежащего. Недоверчиво потянул поводья на себя. Пожалуй, он не спешится. Не доверяет неподвижности неожиданно найденного на дороге тела. Правильно делает. Пусть только подъедет поближе. Берет чуть вправо, хочет миновать препятствие по обочине. Святой Себастьян, да уподобятся кинжалы мои стрелам, терзавшим твое тело.
Когда всадник находился уже шагах в пяти, лейтенант вскочил, успел увернуться от длинного хлыста, которым вооружил свою правую руку предусмотрительный бедуин, и попал запущенным изо всех сил кинжалом ему в лоб. К сожалению, не острием, а рукоятью. Но и это принесло свои результаты. Наездник на несколько мгновений ослеп, и этого времени хватило лейтенанту, чтобы вторым кинжалом проткнуть ему грудь.
Тело тучного араба он оставил лежать там, где только что изображал мертвого сам. Конь хорошо слушался поводьев.
У лейтенанта де Варгаса появился шанс вовремя предупредить генерала Игнасио де Тобареса, что крепость Мешуар пуста. Там нет никого, кроме двух дюжин висельников – из числа, видимо, прежних обитателей крепости.
Харудж увел всех. Это могло означать что угодно, но скорей всего означало, что он все ставит на карту последнего удара. Где он его нанесет?!
– Так, значит, его величество молодой король не думает отказываться от прав на Алжир? – Бей Сослан, задавая этот тонкий политический вопрос, решительно и не очень опрятно возился в горе янтарно отсвечивающего плова.
Генерал не считал себя рабом застольного этикета, умел обходиться во время трапезы одним кинжалом, но манипуляции варварского «царька» все же показались ему тошнотворными. Поэтому он ответил ему твердо, может быть, даже резко:
– Не только Алжир есть предмет интересов его католического величества. Взгляд его молодых глаз обращен и в сторону других городов на побережье благословенного Магриба.
– Не назовет ли наш гость, каких именно? – по-царедворски мягко вмешался Камильбек.
– Можно начать с острова Джерба, гнездилища всех морских разбойников в наших краях. После чего, возможно, подумать и о том, что положение султана Тенеса весьма неустойчиво, он с трудом удерживает под своим влиянием и Милиану и Медею.
Генерал сообщал столь много планов своего государя, чем могли рассчитывать его собеседники, что они всерьез задались вопросом, а не наступило ли у высокого мадридского гостя размягчение мозга под воздействием жаркого алжирского солнца или просто это проявление его чрезмерной, столь свойственной всем испанским вельможам гордыни. Генерал тоже прекрасно понимал, что болтает слишком много, но не считал это ошибкой. Все равно те, кто может его понять, будут владеть этими тайнами не долее чем до сегодняшнего вечера. А шейх слишком откровенно клюет носом – он, скорей всего, ничего и не слышал..
