Александр Дюма - Сорок пять

Затем, все еще сидя верхом, он очень внимательно оглядел и дом, и все, что его окружало.

Фурнишон, прыгая через две ступеньки, буквально скатился с лестницы, стоял теперь у дверей и мял в руках сдернутый с головы колпак.

Капитан, поразмыслив несколько секунд, спешился.

– Что, здесь у вас никого нет? – спросил он.

– В настоящий момент нет, сударь, – ответил хозяин, страдая от столь унизительного признания.

И он уже собирался добавить: «Но это редкий случай».

Однако г-жа Фурнишон была, как почти все женщины, гораздо проницательнее мужа. Поэтому она и поторопилась крикнуть из своего окна:

– Если вы, сударь, ищете уединения, вам у нас будет очень хорошо.

Всадник поднял голову и, выслушав такой приятный ответ, увидел теперь и весьма приятное лицо. Он, в свою очередь, сказал:

– В настоящий момент – да, именно этого я ищу, хозяюшка.

Госпожа Фурнишон тотчас же устремилась навстречу посетителю, говоря про себя:

«На этот раз почин кладет „Розовый куст любви“, а не „Меч гордого рыцаря“.

Капитан, привлекший в данное время внимание супругов Фурнишон, заслуживает также внимания читателя. Это был человек лет тридцати – тридцати пяти, которому можно было дать двадцать восемь, так следил он за своей внешностью. Он был высокого роста, хорошо сложен, с тонкими, выразительными чертами лица. Хорошо приглядевшись к нему, может быть, и удалось бы обнаружить в его величавости некоторую аффектацию. Но величавость – наигранная или нет – у него все же была. Он бросил на руки своего спутника поводья великолепного коня, нетерпеливо бившего копытом о землю, сказав при этом:

– Подожди меня здесь, а пока поводи коней.

Солдат взял поводья и принялся выполнять приказание. Войдя в большой зал гостиницы, капитан остановился и с довольным видом огляделся по сторонам.

– Ого! – сказал он. – Такой большой зал и ни одного посетителя. Отлично!

Мэтр Фурнишон взирал на него с удивлением, а г-жа Фурнишон понимающе улыбалась.

– Но, – продолжал капитан, – значит, или в вашем поведении, или в вашем доме есть что-то отталкивающее гостей?

– Ни того, ни другого, слава богу, нет, сударь! – возразила г-жа Фурнишон. – Но квартал еще мало заселен, а насчет клиентов мы сами разборчивы.

– А, отлично! – сказал капитан.

Тем временем мэтр Фурнишон, слушая ответы своей жены, удостаивал подтверждать их кивками головы.

– К примеру сказать, – добавила она, подмигнув так выразительно, что сразу понятно было, кто придумал название «Розовый куст любви», – за одного такого клиента, как ваша милость, мы охотно отдадим целую дюжину.

– Вы очень любезны, прелестная хозяюшка, благодарю вас.

– Не угодно ли вам, сударь, попробовать нашего вина? – спросил Фурнишон, стараясь, чтобы голос его звучал как можно менее хрипло.

– Не угодно ли осмотреть жилые помещения? – спросила г-жа Фурнишон так ласково, как только могла.

– Сделаем, пожалуй, и то и другое, – ответил капитан.

Фурнишон спустился в погреб, а супруга его, указав гостю на лестницу, ведущую в башенки, первая стала подниматься наверх: при этом она кокетливо приподнимала юбочку, и от каждого ее шага поскрипывал изящный башмачок истой парижанки.

– Сколько человек можете вы здесь разместить? – спросил капитан, когда они поднялись на второй этаж.

– Тридцать, из них десять господ.

– Этого недостаточно, прелестная хозяйка, – ответил капитан.

– Почему же, сударь?

– У меня был один проект, но, видно, не стоит и говорить о нем.

– Ах, сударь, не найдете вы ничего лучше «Розового куста любви».

– Как так «Розового куста любви»?

– Я хочу сказать «Гордого рыцаря». Разве что Лувр со всеми своими пристройками…

Посетитель как-то странно поглядел на нее.

– Вы правы, – сказал он, – разве что Лувр… – Про себя же он пробормотал:

– Почему же нет? Так, пожалуй, было бы и удобнее и дешевле. Так вы говорите, добрейшая хозяюшка, – продолжал он громко, – что вы могли бы разместить здесь на ночлег тридцать человек?

– Да, конечно.

– А на один день?

– А на один день человек сорок, даже сорок пять.

– Сорок пять! Тысяча чертей! Как раз то, что нужно.

– Правда? Вот видите, как удачно получается!

– И так разместить, что у гостиницы не произойдет никакой давки?

– Иногда, по воскресеньям, у нас бывает до восьмидесяти человек военных.

– И перед домом не собирается толпа, среди соседей нет соглядатаев?

– О, бог мой, нет. С одной стороны у нас сосед – достойный буржуа, который ни в чьи дела не вмешивается, а с другой соседка, дама, ведущая совсем замкнутый образ жизни; за те три недели, что она здесь проживает, я ее даже и не видела. Все прочие – мелкий люд.

– Вот это меня очень устраивает.

– И тем лучше, – заметила г-жа Фурнишон.

– Так вот, ровно через месяц, – продолжал капитан, – запомните хорошенько, сударыня, – ровно через месяц…

– Значит, двадцать шестого октября…

– Совершенно верно, двадцать шестого октября.

– Так что же?

– Так что на двадцать шестое октября я снимаю вашу гостиницу.

– Всю целиком?

– Всю целиком. Я хочу сделать сюрприз своим землякам – это все офицеры или, во всяком случае, в большинстве своем военные – они собираются искать счастья в Париже. За это время им сообщат, чтобы они остановились у вас.

– А как же их об этом известят, раз вы намереваетесь сделать им сюрприз? – неосторожно спросила г-жа Фурнишон.

– Ах, – ответил капитан, явно раздосадованный этим вопросом, – ах, если вы, тысяча чертей, любопытны или нескромны…

– Нет, нет, сударь, – поспешно вскричала испуганная г-жа Фурнишон.

Муж ее все слышал. От слов «офицеры» или, во всяком случае, «военные» сердце его радостно забилось.

Он тотчас же бросился к гостю.

– Сударь, – вскричал он, – вы будете здесь хозяином, неограниченным повелителем, и никому, бог ты мой, даже не вздумается задавать вам вопросы. Все ваши друзья будут радушно приняты.

– Я не сказал «друзья», любезный, – заметил высокомерным тоном капитан, – я сказал «земляки».

– Да, да, земляки вашей милости, это я ошибся.

Госпожа Фурнишон раздраженно отвернулась: розовый куст, ощетинившись, превратился в груду составленных вместе алебард.

– Вы подадите им ужин.

– Слушаюсь.

– Вы устроите их на ночлег, если к тому времени я не подготовлю им помещение.

– Обязательно.