Саймон Скэрроу - Гладиатор по крови
Центурион стер струйку вина с подбородка и с удовлетворенной улыбкой откинулся назад в кресле. Тело его ныло после тяжких трудов вчерашнего дня, глаза саднило. На мгновение он закрыл их, наслаждаясь утешительным отдыхом и коротким покоем. Вино еще освежало гортань и уже согревало желудок… Он сложил руки на животе.
— Отдохну-ка немного, — сказал он себе самому сквозь подступающую дремоту. — Одно мгновение…
— Не помешаю?
— Ч-ч-что? — Макрон выпрямился в кресле и протер глаза. На пороге его покоев стояла улыбавшаяся Юлия.
— Я про то, что ты слишком громко храпел…
— Храпел? — Макрон виновато покрутил головой. — Вот дерьмо. Я просто разговаривал сам с собой.
— С закрытыми глазами.
Макрон нахмурился.
— Я умею делать два дела одновременно, как тебе известно, молодая госпожа.
— Прости, Макрон, не хотела задеть тебя. После всех недавних испытаний ты, наверное, на ногах не стоишь. Как и все мы.
— И куда девались эти мои поганые манеры? — буркнул Макрон себе под нос, вскакивая на ноги и пододвигая к столу второе кресло. Похлопал по сиденью. — Ну вот, молодая госпожа Юлия. Садись.
— Спасибо. — Она глубоко вздохнула. — Итак, где мой отец и Катон?
— Ускакали, госпожа.
— Ускакали? Куда?
— В Гортину. Сразу, как только мы узнали, что правитель провинции, его приближенные и старшие офицеры погибли во время землетрясения… были убиты на месте. Твой отец сказал, что должен взять правление в свои руки. Они с Катоном взяли двух лошадей из конюшни и уехали, не теряя ни мгновения.
— Обычная картина, — с легкой горечью произнесла Юлия. — И никакой весточки мне не оставили, так?
— Э… весточки как таковой, собственно, не было.
— А что Катон?
— Ну, он, конечно, велел передать, что любит тебя, и велел, чтобы я позаботился о тебе до его возвращения.
Глянув на центуриона, Юлия покачала головой.
— Ты совсем не умеешь лгать, Макрон. Лучше оставь это занятие таким людям, как мой отец, знающим его в совершенстве.
— Ну, если ты так говоришь…
Юлия огляделась вокруг, посмотрела в окно — на склон, противоположный акрополю. Там уже горели несколько костров, к жару которых жались крохотные фигурки.
— Поверить не могу в то, что все, что мы видели по пути сюда, существует на самом деле, — негромко проговорила она. — Я думала, что это нам досталось на корабле. Но тут…
— Нам действительно досталось на корабле, молодая госпожа. И нам повезло уже в том, что мы добрались сюда. Но ты права, на порт обрушилось худшее бедствие. Портиллус рассказал мне, что они услышали оглушительный рев и грохот, а потом начали дрожать и рушиться дома, начиная с самых старых и ветхих. А в таких, естественно, селилась самая здешняя беднота. Тысячи людей оказались погребенными под руинами. А потом тряска прекратилась так же внезапно, как и началась. Оставшиеся в живых бедняги уже было решили, что все закончилось. — Макрон поежился. — Но тут на порт обрушилась волна, прокатилась вверх по ложбине, все разрушая и всех убивая на своем пути. Портиллус сказал, что она унесла столько же жизней, сколько взяло землетрясение.
Какое-то мгновение Юлия просто смотрела на него, а затем затрясла головой и пробормотала:
— Великие боги… что же эти люди могли натворить здесь, чтобы заслужить подобную кару?
— Кому ведома воля богов? — Макрон зевнул. — Но чем бы ни заслужили люди Крита подобное наказание, за свой грех они дорого заплатили.
Юлия поглядела в окно, все еще пытаясь охватить умом все разрушения, которые видели пассажиры корабля, поднимаясь наверх. Трудно было даже представить себе, сколько городов и селений разделили участь Маталы. Наконец она с тревогой спросила:
— Как, по-твоему, все закончилось? Может ли повториться землетрясение?
— Не имею представления, молодая госпожа. Я — всего лишь солдат, а не прорицатель. — Макрон склонился вперед и попытался придать своему голосу самую убедительную интонацию. — С той поры как мы высадились на берег, земля больше не тряслась. Остается только молиться богам, чтобы те избавили нас от новых страданий.
— Да, это так. Если только молитвы действительно помогают.
— Ну, во всяком случае, они не вредят.
— Не спорю. — Юлия на мгновение притихла, а потом снова посмотрела на Макрона. — Как ты думаешь, им ничто не грозит в этой тьме? Моему отцу и Катону?
— Не вижу причин для беспокойства. Они вооружены мечами, а здешние жители, должно быть, слишком углублены в собственные дела, чтобы чинить им препоны. С ними все будет в порядке, молодая госпожа. Катон — парень крепкий. Он приглядит за тем, чтобы твой отец благополучно добрался до Гортины и они могли бы заняться нужными делами. Поверь мне, Катон знает, что делает. С ними все будет в порядке.
Глава 7
— Какого же рожна мы там делали? — сквозь стиснутые зубы ворчал Катон, пока сенатор перевязывал его рану своим шейным платком. — Вообще нам следовало дождаться света, прежде чем выезжать.
— Тихо! — Семпроний бросил нервный взгляд на соседние деревья. — Они могли увязаться за нами.
— Сомневаюсь. Мы отъехали почти на две мили, прежде чем не выдержал конь.
Катон умолк, так как его ногу пронзила жгучая боль. Когда она утихла, центурион глубоко вздохнул и продолжил:
— Не сомневаюсь в том, что они отказались от погони задолго до этого.
— Будем надеяться на это. — Семпроний завязал узел и проверил, не соскользнет ли импровизированная повязка. — Вот. Так будет нормально. Я виноват, Катон. Мне следовало замедлить шаг, как только мы оторвались от преследователей. Было просто безумием нестись галопом по такой дороге во тьме. Просто чудо, что твоя лошадь не пала раньше и что уцелела моя.
— Однако теперь на двоих у нас один конь, — мрачно усмехнулся Катон. — Так что ни о каком галопе речи больше быть не может.
Раненого коня Катона они оставили на дороге — на том месте, где животное упало с кровавой пеной на губах и ноздрях. Семпроний подсадил Катона на круп своего коня, и еще милю они проехали вдвоем; наконец дорога превратилась в узкую тропу посреди сосновой рощи, и они остановились, чтобы перевязать рану Катона. Зубец пронзил мышцу на задней поверхности ноги, не задев кость и не разорвав крупных кровеносных сосудов. Рана обильно кровоточила, однако, невзирая на боль, Катон обнаружил, что все-таки может ступать на ногу. Он прошел несколько шагов и присел, позволив Семпронию осмотреть и перевязать рану — насколько это было возможно в скудном свете молодого месяца и звезд.