Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
– Я не рискнул бы, ибо в случае неудачи средство это мгновенно убивает.
– Однако вы надеетесь его вылечить?
– Вполне.
Тут доктор подошел к дивану, на котором лежал Цампа. Он приподнял его и снял повязку.
Цампа глубоко вздохнул, провел рукой по лбу и осмотрелся кругом с удивленным видом.
Баккара и Роллан де Клэ удалились в другой конец комнаты.
– Что за чертовщина! – проговорил он наконец по-португальски. – Где я?
– Вы у доктора, – отвечал Альбо на том же языке, – который вылечил вас от помешательства.
– Неужели я был помешанным?
– Пять дней. Вас нашли в Клиньянкуре, в подвале, наполненном водой.
– Ах, да, теперь припоминаю: меня ранил и бросил в подвал незнакомец в то время, когда я выходил оттуда с фонарем и ножом в руке.
– Этим ножом вы убили Вантюра? – спросил доктор. Цампа вздрогнул.
– Почему вы это знаете? – спросил он.
– Мне все известно.
– И мне также, – сказала Баккара, подходя к Цампе.
– Графиня! – вскрикнул португалец.
– Цампа, – проговорила она сурово. – Вы убили Вантюра, и вы же отравили герцога де Шато-Мальи.
– Нет, герцога отравил не я, а он.
– Кто он?
– Он воткнул ему в ручку кресла отравленную булавку.
– Но кто же это он? – повторила Баккара.
– Не знаю.
– Цампа, – проговорил доктор, – вы признались при трех свидетелях, что убили Вантюра, и этого достаточно, чтобы отправить вас на эшафот, а поэтому, если вы хотите, чтобы вас пощадили, вы должны нам рассказать всю правду. Назовите человека, который отравил герцога и бросил вас в подвал.
– Право, не знаю, помню только, что старуха, которую он удавил, называла его Рокамбольчиком.
Баккара вскрикнула, и имя сэра Вильямса снова вырвалось из ее груди.
– Позвольте мне расспросить Цампу, – обратилась она к доктору. – Он сейчас произнес имя человека, которого я считала умершим.
Доктор и Роллан де Клэ посторонились.
– Цампа, – начала графиня, – так как вы теперь выздоровели, то доктор должен вас сдать в руки правосудия. Хоть вы признались нам в убийстве Вантюра, мы пощадим вас, если вы скажете все, что вам известно.
– О, я все расскажу, но они убьют меня!
– Кто они?
– Рокамболь и его господин.
– Кто этот господин?
– Не знаю.
– Цампа, – сказала Баккара строго, – малейшая скрытность – и вы погибли.
– Графиня, я расскажу вам все, что меня заставили делать, угрожая гарротой, которую я когда-то заслужил себе в Испании.
Тут Цампа рассказал свои сношения с незнакомцем, начиная с убийства дона Хозе и кончая отравлением герцога де Шато-Мальи.
Когда Цампа окончил свое признание, его отвели в комнату первого этажа, которая была для него назначена.
– Господин де Клэ, – сказала Баккара, – надеюсь, что вы сумеете сохранить в тайне все, что вы сейчас слышали?
– Клянусь вам, графиня.
– Доктор, – продолжала она, – все эти происшествия и преступления, о которых мы сейчас узнали, имели единственную цель – стереть с лица земли двух женихов сеньориты Концепчьоны де Салландрера в пользу третьего. Я теряюсь в догадках о третьем претенденте и боюсь остановиться на своем предположении. Нельзя допустить, чтобы Рокамболь, негодяй и убийца, мог возмечтать о женитьбе на дочери испанского гранда. Я думаю, что он действует тут в пользу другого.
– Весьма может быть.
– С другой стороны, – продолжала Баккара, – в этом таинственном деле фигурирует всеми уважаемый и пользующийся громадными почестями маркиз де Шамери. Вы говорите, что только он мог похитить у вас порошок dutroa, а Цампа утверждает, что он нарочно подсунулся у вашего дома под дышло, повинуясь приказанию таинственного незнакомца. Затем Цампа приходил за приказаниями в Сюренскую улицу, № 26, в квартиру маркиза де Шамери.
– Совершенно верно.
– Следовательно, – заключила Баккара, – все эти преступления совершены в пользу маркиза по инструкциям сэра Вильямса.
– Все это в высшей степени загадочно, – пробормотал доктор, пожимая плечами.
– О! – воскликнула графиня. – В голове моей сейчас мелькнула ужасная мысль, от которой волосы становятся дыбом.
– Какая же это мысль, графиня?
– Прежде чем ее сообщить, вы оба дадите мне клятву, что будете молчать об этом, как в могиле.
Доктор и Роллан де Клэ торжественно произнесли клятву.
– Так слушайте: ужасная мысль, зародившаяся в моем воображении, есть та, что маркиз де Шамери не кто иной, как Рокамболь.
– Что вы говорите, графиня! – вскричал Роллан де Клэ. – Как вы можете предполагать!
– Я непременно должна его видеть и хорошенько в него вглядеться.
– Вы можете увидеть маркиза завтра же, – сказал Роллан де Клэ.
– Где?
– У меня. Я приглашу его к завтраку. Вы спрячетесь в другой комнате, откуда как нельзя лучше увидите и услышите его.
– Это невозможно, – заметил доктор.
– Почему?
– Потому что маркиза де Шамери нет в Париже. Он уехал три дня тому назад со слепым матросом.
– Сэр Вильямс, – прошептала Баккара, вздрогнув. На следующий день Роллан де Клэ получил от
Баккара записку:
«Прошу вас немедленно приехать ко мне».
Роллан поспешил в отель графа Артова. Он застал там доктора Самуила Альбо и увидел Баккара в мужской одежде.
– Поедем во Франш-Конте, – сказала она вошедшему Роллану, – в замок вашего покойного дяди. Он находится неподалеку от замка виконта д'Асмолля. Виконт и герцог де Салландрера с дочерью теперь там, а маркиз отправился к ним.
– Я к вашим услугам, – сказал Роллан, почтительно поклонившись.
Спустя час графиня Артова в сопровождении Роллана де Клэ была на дороге в Безансон.
Замок Го-Па находился в одном из ущелий Юры. Это было старинное здание времен крестовых походов, с толстыми стенами и башнями с остроконечными шпилями. Северная часть замка обращена была к глубокому, лишенному всякой растительности оврагу, южный же фасад выходил в сад, спускавшийся довольно круто до самого берега маленькой речки.
Дорога в замок проходила через деревню, затем влево шла, извиваясь по горе, к подъемному мосту.
Комнаты замка были меблированы с полной роскошью.
Виконт Фабьен д'Асмолль уже шестой день жил тут в обществе своей жены, герцога и герцогини де Салландрера с их дочерью Концепчьоной.
Виконтесса д'Асмолль очень подружилась с Концепчьоной. Последняя была влюблена в ее брата, а этого было достаточно, чтобы между ними возникла искренняя дружба.
Однажды вечером, через четыре дня после того, как Концепчьона писала Рокамболю, обе они спускались по тропинке, ведущей к речке.
– Послушайте, милая Концепчьона, – проговорила Бланш, – я не хочу больше скрывать от вас, на чем я основываю свои надежды. Я говорила с вашим отцом и открыла ему почти все.
