Графиня де Монсоро - Дюма Александр
– Почему же?
– Достанет ли у нас городского ополчения, чтобы выдержать натиск Крийона и его гвардии?
– У нас есть кое-что получше ополчения, – возразил герцог Майеннский, – и поверьте моему слову: ни один мушкет не выстрелит ни с той, ни с другой стороны.
– Погодите, – сказала герцогиня де Монпансье, – что вы хотите этим сказать? По-моему, небольшая потасовка была бы не лишней.
– Ничего не поделаешь, сестра, к сожалению, вы будете лишены этого развлечения. Когда короля схватят, он закричит, но на крики никто не отзовется. А потом мы заставим его, убеждением ли, силой ли, но не открывая ему, кто мы, подписать отречение. Город будет тут же извещен об этом отречении, и оно настроит в нашу пользу горожан и солдат.
– План хорош, теперь он уже не может сорваться, – заметила герцогиня.
– Он немного жесток, – сказал кардинал де Гиз, склоняя голову.
– Король откажется подписать отречение, – добавил Меченый. – Он храбр и предпочтет умереть.
– Тогда пусть умрет! – воскликнули герцог Майеннский и герцогиня.
– Никоим образом, – твердо возразил Меченый, – никоим образом! Я хочу наследовать монарху, который отрекся и которого презирают, но я вовсе не хочу сесть на трон человека, которого убили и поэтому будут жалеть. Кроме того, вы в ваших планах позабыли о монсеньоре герцоге Анжуйском: если король будет убит, он потребует корону себе.
– Пусть требует, клянусь смертью Христовой! Пусть требует! – сказал герцог Майеннский. – Наш брат кардинал предусмотрел этот случай. Монсеньор герцог Анжуйский будет замешан в деле низложения своего брата. Монсеньор герцог Анжуйский имел сношения с гугенотами, он недостоин царствовать.
– С гугенотами? Вы в этом уверены?
– Клянусь господом! Ведь ему помог бежать король Наваррский.
– Прекрасно.
– Кроме статьи о потере права на престол, есть еще одна статья в пользу нашего дома, она сделает вас наместником королевства, а от наместничества до королевского трона – один шаг.
– Да, да, – сказал кардинал, – я все это предусмотрел. Но, может случиться, французская гвардия вломится в аббатство, чтобы удостовериться, что отречение действительно произошло и в особенности что оно было добровольным. С Крийоном шутки плохи, он из тех, кто может сказать королю: «Государь, ваша жизнь, конечно, под угрозой, но прежде всего спасем честь».
– Это дело нашего главнокомандующего, – ответил герцог Майеннский, – и он уже принял меры предосторожности. Нас здесь двадцать четыре дворянина, на случай осады. Да я еще приказал раздать оружие сотне монахов. Мы продержимся месяц против целой армии. Не считая того, что, если наших сил будет недостаточно, у нас есть подземный ход, через который мы можем скрыться вместе с нашей добычей.
– А что сейчас делает герцог Анжуйский?
– В минуту опасности он, как обычно, пал духом. Герцог вернулся к себе и ждет там известий от нас, в компании Бюсси и Монсоро.
– Господи боже мой! Ему следовало быть здесь, а не у себя.
– Я думаю, вы ошибаетесь, брат, – сказал кардинал, – народ и дворянство усмотрели бы в этом соединении двух братьев ловушку для всей семьи. Как мы только что говорили, нам надо прежде всего избежать роли узурпаторов. Мы наследуем, вот и все. Оставив герцога Анжуйского на свободе, сохранив независимость королеве-матери, мы добьемся всеобщего благословения и восхищения наших приверженцев, и никто нам слова худого не скажет. В противном же случае нам придется иметь дело с Бюсси и сотней других весьма опасных шпаг.
– Ба! Бюсси завтра дерется с миньонами.
– Клянусь господом! Он их убьет. Достойное дело! А потом он примкнет к нам, – сказал герцог де Гиз. – Что до меня, то я сделаю его командующим армией в Италии, где, без всякого сомнения, разразится война. Этот сеньор де Бюсси человек выдающийся, я к нему отношусь с большим уважением.
– А я, в доказательство того, что уважаю его не меньше вашего, брат, я, как только овдовею, выйду за него замуж, – сказала герцогиня де Монпансье.
– Замуж за него? Сестра! – воскликнул Майенн.
– Почему бы нет? – ответила герцогиня. – Дамы поважнее меня пошли на большее ради него, хотя он и не был командующим армией.
– Ну, ладно, ладно, – сказал Майенн, – об этом потом, а сейчас – за дело!
– Кто возле короля? – спросил герцог де Гиз.
– Приор и брат Горанфло, должно быть, – сказал кардинал. – Надо, чтобы он видел только знакомые лица, иначе мы его вспугнем до времени.
– Да, – сказал герцог Майеннский, – мы будем вкушать плоды заговора, а срывают их пускай другие.
– А что, он уже в келье? – спросила госпожа де Монпансье. Ей не терпелось украсить короля третьей короной, которую она уже так давно ему обещала.
– О! Нет еще. Сначала он посмотрит большой алтарь склепа и поклонится святым мощам.
– А потом?
– Потом приор обратится к нему с прочувствованным словом о бренности мирских благ, после чего брат Горанфло, знаете, тот, который произнес такую пылкую речь во время собрания представителей Лиги?..
– Да. И что же дальше?
– Брат Горанфло попытается добиться от него убеждением того, что нам противно вырывать силой.
– В самом деле, такой путь был бы во сто крат лучше, – произнес задумчиво Меченый.
– Да что там! Генрих суеверен и изнежен, – сказал герцог Майеннский, – я ручаюсь: под угрозой ада он сдастся.
– Я не так убежден в этом, как вы, – сказал герцог де Гиз, – но наши корабли сожжены, назад пути нет. А теперь вот что: после попытки приора, после речей Горанфло, если и тот и другой потерпят неудачу, мы испробуем последнее средство, то есть – запугивание.
– И уж тогда-то я постригу голубчика Валуа! – воскликнула герцогиня, возвращаясь снова и снова к своей излюбленной мысли.
В эту минуту под сводами монастыря, омраченными первыми тенями ночи, раздался звонок.
– Король спускается в склеп, – сказал герцог де Гиз. – Давайте-ка, Майенн, зовите ваших друзей, и превратимся снова в монахов.
В одно мгновение гордые лбы, горящие глаза и красноречивые шрамы скрылись под капюшонами. Затем около тридцати или сорока монахов, возглавляемых тремя братьями, направились ко входу в склеп.
Глава ХLIX
Шико Первый
Король был погружен в глубокую задумчивость, которая обещала планам господ Гизов легкий успех.
Он посетил склеп вместе со всей братией, приложился к раке и, в завершение церемонии, стал усиленно бить себя кулаками в грудь, бормоча самые мрачные псалмы.
Приор приступил к своим увещаниям, которые король выслушал все с тем же глубоко покаянным видом.
Наконец, по сигналу герцога де Гиза, Жозеф Фулон склонился перед королем и сказал ему:
– Государь, а теперь не угодно ли будет вам сложить вашу земную корону к ногам вечного владыки?
– Пойдемте, – просто ответил король.
И тотчас же все монахи, стоявшие шпалерами по пути короля, двинулись к кельям, в видневшийся слева главный коридор.
Генрих выглядел очень смягченным. Он по-прежнему бил себя кулаками в грудь, крупные четки, которые он торопливо перебирал, со стуком ударялись о черепа из слоновой кости, подвешенные к его поясу.
Наконец подошли к келье; на пороге ее возвышался Горанфло, раскрасневшийся, с глазами, сверкающими, подобно карбункулам.
– Здесь? – спросил король.
– Здесь, – откликнулся толстый монах.
Королю было от чего заколебаться, потому что в конце коридора виднелась довольно таинственного вида дверь или, вернее, решетка, выходящая на крутой скат, за которой глазу представала лишь кромешная тьма.
Генрих вошел в келью.
– Hic portus salutis?[169] – прошептал он взволнованным голосом.
– Да, – ответил Фулон, – спасительная гавань здесь!
– Оставьте нас, – сказал Горанфло с величественным жестом.
Дверь тотчас же затворилась. Шаги монахов смолкли вдали.
Король, заметив скамеечку в глубине кельи, сел и сложил руки на коленях.
