Джин Ауэл - Долина лошадей
— С этим можно и повременить, Эйла. — От его улыбки и взгляда у нее стало тепло и радостно на душе. — По-моему, Ритуал Первой Радости куда важней. Я помогу тебе снять ремни с Уинни, а потом искупаюсь. Я сильно, вспотел и измазался в крови.
— Джондалар… — Эйла замялась, внезапно оробев. — Ритуал Первой Радости — это своего рода обряд?
— Да, это такой обряд.
— Айза рассказала мне, как нужно готовиться к обрядам. Или для этого Ритуала требуется что-то особенное?
— Обычно женщины постарше помогают молодым подготовиться к нему. Но я не знаю, что при этом делается и говорится. Думаю, ты можешь сделать то, что найдешь нужным.
— Тогда я поищу мыльный корень, вымоюсь и подготовлюсь так, как учила меня Айза. Я подожду, пока ты не выкупаешься, мне нужно быть одной, когда я буду этим заниматься. — Она покраснела и потупилась.
«Она кажется совсем юной и робкой, — подумал Джондалар. — Совсем как наши девушки, которым предстоит совершить Ритуал Первой Радости». Он ощутил прилив уже знакомого ему волнения и нежности. Она права, ей нужно подготовиться к этому. Он взял ее за подбородок и снова поцеловал, но затем отошел в сторону.
— Мне бы тоже не помешал мыльный корень.
— Я найду и для тебя, — ответила она.
Улыбаясь, Джондалар пошел следом за ней по берегу реки. Накопав мыльного корня, Эйла отправилась в пещеру, а Джондалар плюхнулся в воду. Он давно уже не чувствовал себя таким счастливым. Растерев корни так, чтобы появилась пена, он намылил тело, а затем и голову, предварительно развязав кожаный шнурок, стягивавший на затылке волосы. Раньше он пускал в ход песок, но мыльный корень понравился ему куда больше.
Он погрузился в воду и поплыл против течения. Ему удалось добраться почти до самого водопада. Вернувшись, он торопливо надел набедренную повязку и поспешил в пещеру. Эйла уже начала жарить мясо, и в воздухе витал упоительный аромат. У Джондалара стало совсем легко и радостно на душе.
— Хорошо, что ты уже вернулся. Мне потребуется некоторое время, чтобы привести себя в порядок, но мне не хотелось бы слишком задерживаться.
Эйла взяла миску с замоченными в горячей воде ростками хвоща — настоем для мытья волос — и чистую шкуру из тех, что служили ей одеждой.
— Ты можешь не торопиться, — сказал Джондалар и легонько поцеловал ее.
Эйла начала спускаться по тропинке, но вдруг остановилась и обернулась.
— Мне нравится, когда ты прикасаешься губами к моим губам, Джондалар. Мне нравится целоваться, — сказала она.
— Надеюсь, все остальное тебе тоже понравится, — сказал он, когда Эйла уже скрылась.
Он принялся бродить по пещере. Теперь ему все виделось иначе, чем прежде. Он повернул поджаривавшееся на вертеле мясо и заметил, что Эйла положила рядом с горячими углями какие-то корешки, завернутые в листья, а затем обнаружил, что она заварила для него горячего чаю.
«Наверное, она успела накопать корешки за то время, пока я купался», — подумал Джондалар.
Взгляд его упал на меховые шкуры за очагом, служившие ему постелью. Он нахмурился, а потом, заметно повеселев, собрал их и разложил рядом с постелью Эйлы. Он аккуратно расправил шкуры, а затем вернулся за свертком, в котором хранились его инструменты. Взяв его в руки, он вспомнил о фигурке доний, которую начал вырезать. Усевшись на циновку, которую он раньше подстилал под шкуры, Джондалар развернул сверток из оленьей кожи.
Внимательно осмотрев кусочек бивня мамонта, который уже начал приобретать сходство с женской фигурой, Джондалар решил довести работу до конца. Может, он и не самый искусный резчик на свете, но совершать один из самых важных ритуалов, посвященных Великой Матери, не имея при себе доний, не годится. Он взял с собой начатую фигурку, несколько резцов, вышел из пещеры и расположился на уступе.
Он не на шутку увлекся работой и лишь через некоторое время заметил, что фигурка становится похожей на совсем молодую женщину, а не на пышнотелую многодетную мать. Он собирался сделать ей такую же прическу, какая была у доний, которую он подарил, чтобы волосы сбегали вниз по лицу, прикрывая его, не у фигурки, над которой он трудился, на голове появились туго заплетенные косички, а лицо оставалось открытым. Впрочем, у нее не было лица. Никто из резчиков никогда не пытался изобразить лицо доний. Кто из людей посмеет взглянуть в лицо Великой Матери? Кто может знать, каковы его черты? Она олицетворяет собой всех женщин на свете, но является чем-то большим, чем все они.
Джондалар отвлекся от работы и окинул взглядом берега реки в надежде увидеть Эйлу, хоть она и предупредила его о том, что ей придется провести какое-то время в одиночестве. «Смогу ли я доставить ей Радость?» — подумал он. Раньше, когда его просили принять участие в совершении Ритуала Первой Радости во время Летних Сходов, он ни разу не усомнился в себе, но молодые женщины были знакомы с тем, как совершается этот обряд, они знали, что их ждет. Женщины постарше всегда заранее им все объясняли.
«Может быть, мне нужно самому ей что-то объяснить? Нет, Джондалар, ты не сумеешь ничего рассказать. Просто покажи ей. Если ей что-то не понравится, она скажет тебе об этом. Искренность является одной из самых привлекательных ее черт. Она не станет хитрить, и это прекрасно.
Что предстоит тебе почувствовать, когда ты попытаешься поделиться Даром Радости, ниспосланным Великой Матерью, с женщиной, которой чуждо притворство? Которая не умеет скрывать ни недовольства, ни блаженства?
Почему она должна чувствовать себя иначе, чем другие женщины во время этого обряда? Потому что она отличается от других женщин, приступающих к совершению Ритуала Первой Радости. Ей пришлось испытать сильную боль при первом совокуплении с мужчиной. Что, если тебе не удастся стереть из ее памяти ужасные воспоминания? Что, если ты не сумеешь подарить ей Радость и она так и не узнает, какое это наслаждение? Мне бы очень хотелось заставить ее позабыть обо всем дурном, преодолеть ее сопротивление, слиться с ней воедино, овладеть ее телом и духом.
Овладеть ее духом?»
Он все смотрел на фигурку, держа ее в руках, а в голове его вихрем проносились мысли. «Зачем люди вырезают изображения животных на оружии и на священных стенах? Чтобы приблизиться к материнскому духу зверя, сломить его сопротивление и завладеть его сущностью.
Что за чепуха, Джондалар. Ты не посмеешь овладеть духом Эйлы таким образом. Это нехорошо, у доний не может быть лица. Никто не пытается изображать людей, нельзя посягать на свободу их духа. Но если ты придашь фигурке черты Эйлы, кому будет принадлежать ее дух?
Никто не имеет права посягать на свободу духа другого человека. Но ты можешь отдать доний Эйле! И тогда ее дух снова вернется к ней, не так ли? Ты можешь немного подержать фигурку у себя, а потом отдать ее Эйле… попозже.
