Бернард Корнуэлл - Властелин Севера. Песнь меча (сборник)
– Вы пришли с миром, – сказал он, – потому что не осмеливаетесь прийти по-другому. Или вы хотите, чтобы мы выпотрошили дочь вашего короля, сперва пропахав ее между бедер?
– Я буду разговаривать с ярлом Зигфридом, – ответил я, не обратив внимания на провокацию.
– Но хочет ли он говорить с тобой? – спросил всадник.
Он тронул шпорой коня, и скакун красиво повернулся. Это было проделано с единственной целью – продемонстрировать нам искусство верховой езды.
– А ты кто такой? – спросил всадник.
– Утред Беббанбургский.
– Я слышал это имя, – признался он.
– Тогда назови его ярлу Зигфриду. И скажи, что я привез ему приветствия от короля Альфреда.
– Это имя я тоже слышал.
Всадник помедлил, испытывая наше терпение.
– Ты можешь последовать по этой дороге, – сказал наконец он, указывая туда, где тропа исчезала за гребнем холма. – Доедешь до огромного камня. Рядом с камнем стоит дом – там и будешь ждать вместе со своими людьми. Завтра ярл Зигфрид сообщит, желает ли он говорить с тобой, или желает, чтобы ты уехал, или желает развлечься, глядя, как вы умираете.
Он снова тронул шпорой бок коня, и трое всадников быстро отъехали, стук копыт их скакунов громко раздавался в неподвижном летнем воздухе.
А мы поехали по дороге, чтобы найти дом рядом с огромным камнем.
* * *Дом этот, очень древний, был сложен из дубовых бревен, которые со временем сделались почти черными. Он имел крутую соломенную крышу и стоял в тени окружавших его высоких дубов. Перед домом, на лужайке с густой травой, стоял каменный столб выше человеческого роста из необработанного камня. В камне была дыра, а в дыре лежала галька и обломки кости, говорившие о том, что люди считали этот камень наделенным волшебными свойствами. Финан перекрестился.
– Должно быть, это положили туда старые люди, – сказал он.
– Какие старые люди?
– Те, что жили здесь, когда мир был молод, – ответил он, – те, что явились раньше нас. Они поставили такие камни по всей Ирландии.
Он осторожно посмотрел на камень и провел свою лошадь как можно дальше от него.
Единственный хромой слуга ждал нас возле дома. Он был саксом и сказал, что место это называется Тунреслим – название старое, как дом. Оно означало «роща Тора» и сказало мне, что дом построили в месте, где старые саксы – саксы, не признававшие распятого христианского бога, поклонялись более древнему богу, моему богу – Тору. Я, сидя верхом на Смоки, наклонился, прикоснулся к камню и вознес молитву Тору, прося, чтобы Гизела выжила в родах и чтобы удалось спасти Этельфлэд.
– Для вас приготовлена еда, господин, – сказал хромой слуга, беря поводья Смоки.
То была не просто еда и эль, то был пир. Рабыням-саксонкам пришлось готовить кушанья и наливать нам эль, мед и березовое вино. Мы ели свинину, говядину, уток, вяленую треску и пикшу, угрей, крабов и гусей. На столе стояли хлеб, сыр, мед и масло.
Отец Виллибальд боялся, что еда может оказаться отравленной, и испуганно наблюдал, как я ем гусиную ножку.
– Вот, – сказал я, вытирая жир с губ тыльной стороной руки, – я все еще жив.
– Хвала Господу, – отозвался Виллибальд, по-прежнему тревожно наблюдая за мной.
– Хвала Тору, – сказал я, – ведь это его холм.
Виллибальд перекрестился, потом осторожно воткнул свой нож в кусок утки.
– Мне сказали, – нервно произнес он, – что Зигфрид ненавидит христиан.
– Ненавидит. Особенно священников.
– Тогда почему он так хорошо кормит нас?
– Чтобы показать, как нас презирает.
– А не для того, чтобы отравить? – спросил Виллибальд, все еще беспокоясь.
– Ешь, – сказал я, – наслаждайся.
Я сомневался, что норвежцы нас отравят. Они, может, и желали нам смерти, но не раньше, чем нас унизят. И все равно я расставил бдительных часовых на тропах, ведущих к дому. Я слегка опасался, что Зигфрид решит спалить дом глухой ночью, пока мы спим. Однажды я наблюдал за таким сожжением, и это было ужасно. Воины ждали снаружи, чтобы загонять паникующих людей обратно в ад падающей, пылающей соломы, где они продолжали вопить, пока не умирали.
На следующее утро жертвы сожжения казались маленькими, как малые дети, их трупы съежились и почернели, руки скорчились и сгоревшие губы обтянули зубы в ужасном вечном вопле боли.
Но никто не попытался убить нас той короткой летней ночью.
Некоторое время я стоял на страже, слушая уханье сов, а после наблюдая сквозь густую путаницу листвы, как поднимается солнце.
Прошло еще некоторое время – и я услышал звук рога. Он печально провыл три раза, потом еще три, и я понял – Зигфрид собирает своих людей.
«Скоро он пошлет за нами», – подумал я и тщательно оделся.
Я выбрал свою лучшую кольчугу, прекрасный шлем и, хотя день обещал быть теплым, черный плащ с зигзагом молнии, бегущим по всей спине.
Я натянул сапоги и пристегнул мечи. Стеапа тоже носил кольчугу, хотя его доспехи были грязными и тусклыми, сапоги потертыми, а покрытие ножен изорвалось. И все равно он выглядел более устрашающе, чем я.
Отец Виллибальд облачился в свой коричневый наряд и взял маленький мешок с Евангелием и святыми дарами.
– Ты будешь мне переводить? – серьезно спросил он меня.
– Почему Альфред не послал сюда священника, который говорит по-датски? – ответил я вопросом на вопрос.
– Я немножко говорю! – сказал Виллибальд. – Но не так хорошо, как хотелось бы. Нет, король послал меня, потому что подумал – я буду утешением для госпожи Этельфлэд.
– Смотри, чтобы так оно и было.
С этими словами я повернулся, потому что по тропе, тянущейся под деревьями с юга, бегом примчался Сердик.
– Они приближаются, господин, – сказал он.
– Сколько их?
– Шестеро, господин. Шестеро всадников.
Эти шестеро въехали на лужайку перед домом, остановились и огляделись. Их шлемы мешали им видеть, заставляя нелепо крутить головами, чтобы разглядеть наших привязанных лошадей. Они сосчитали их, чтобы удостовериться, что я не отправил разведчиков исследовать местность.
Убедившись в конце концов, что отряда разведчиков у меня нет, предводитель соблаговолил посмотреть на меня. Мне показалось, что это тот самый человек, который встретил нас вчера на вершине холма.
– Ты должен пойти один, – сказал он, показывая на меня.
– Мы отправимся втроем, – ответил я.
– Ты один! – настаивал он.
– Тогда мы сейчас же вернемся в Лунден, – сказал я и повернулся. – Собирайтесь! Седлайте коней! Торопитесь! Мы уезжаем!
