Александр Дюма - Сорок пять
– Сударь! Сударь!
– Ну как? – ответил снизу Орильи.
– Моя госпожа благодарит графа дю Бушажа и с большой признательностью принимает ваше любезное предложение.
– Прекрасно, прекрасно, – скажите ей, что лошади готовы.
– Идемте, сударыня, идемте, – сказал Реми, подавая Диане руку.
Орильи ждал у лестницы с фонарем в руке. Ему не терпелось поскорее увидеть лицо незнакомки.
– О черт! – прошептал он. – Она в маске. Ну, ладно. Пока доедем до Шато-Тьерри, шелковые шнурки протрутся…
Глава 13.
ПУТЕШЕСТВИЕ
Двинулись в путь.
Орильи вел себя со слугой, как с равным, а к его госпоже проявил величайшую почтительность.
Но Реми было ясно, что за этой внешней почтительностью кроются какие-то темные расчеты.
В самом деле: держать женщине стремя, когда она садится на коня, заботливо следить за каждым ее движением, не упускать случая поднять ее перчатку или застегнуть ей плащ может либо влюбленный, либо слуга, либо человек, снедаемый любопытством.
Дотрагиваясь до перчатки, Орильи видел руку, пристегивая плащ, заглядывал под маску, поддерживая стремя, он подстерегал возможность увидеть лицо, которое, роясь в воспоминаниях, не смог узнать принц, но которое он, Орильи, при четкости своей памяти, рассчитывал безошибочно узнать.
Но у музыканта был сильный противник: Реми настаивал на том, чтобы служить своей госпоже, как раньше, и ревниво отстранял Орильи.
Диана же, делая вид, что она и не подозревает о причинах любезности Орильи, взяла сторону того, кого он считал старым слугой, нуждающимся в том, чтобы с него сняли часть его забот, и попросила Орильи не препятствовать Реми заниматься без чьей-либо помощи тем, что касалось только его.
Музыканту оставалось только одно: надеяться во время длительной езды на сумрак и дождь, а во время остановок – на трапезы.
Но и тут он обманулся в своих ожиданиях: ни дождь, ни солнце ему не помогли, – маска оставалась на лице молодой женщины. Что касается трапез, то она ела всегда в отдельной комнате. Орильи понял, что если он не узнал ее, то зато сам был узнан. Он пытался подсматривать в замочную скважину, но дама неизменно стояла или сидела спиной к двери. Он пытался заглядывать в окна, но перед ним всегда оказывались плотные занавеси, а если их не было, то виднелись плащи путешественников.
Все расспросы, все попытки подкупить Реми были тщетны; всякий раз слуга заявлял, что такова воля госпожи, а значит, и сам он так хочет.
– Скажите, эти предосторожности относятся только ко мне? – допытывался Орильи.
– Нет, ко всем.
– Но ведь герцог Анжуйский видел ее, тогда она не прятала лица.
– Случайность, чистейшая случайность, – неизменно отвечал Реми, – именно потому, что монсеньер герцог Анжуйский увидел мою госпожу вопреки ее воле, она теперь принимает все меры к тому, чтобы ее никто не видел.
Между тем дни шли за днями, путники приближались к цели, но благодаря предусмотрительности Реми и его госпожи любопытство Орильи оставалось неудовлетворенным.
Глазам путешественников уже открывалась Пикардия. Орильи, за последние три-четыре дня испробовавший все средства – добродушие, притворную обидчивость, предупредительность и чуть ли не насилие, терял терпение, и дурные наклонности его натуры брали верх над притворством.
Казалось, он чувствовал, что под маской молодой женщины скрыта какая-то роковая тайна.
Однажды, отстав немного с Реми от Дианы, он возобновил попытку подкупить верного слугу. Реми, как всегда, ответил отказом.
– Но ведь должен же я когда-нибудь увидеть лицо твоей госпожи, – сказал Орильи.
– Несомненно, – ответил Реми, – но это будет в тот день, когда пожелает она, а не тогда, когда пожелаете вы.
– А что, если я прибегну к силе? – дерзко спросил Орильи.
Помимо воли Реми, глаза его метнули молнию.
– Попробуйте! – сказал он.
Орильи уловил этот огненный взгляд и понял, какая неукротимая энергия живет в том, кого он принимал за старика.
Он рассмеялся и сказал:
– Да что я? Какое мне, в конце концов, дело, кто она такая? Ведь это та же особа, которую видел герцог Анжуйский?
– Разумеется!
– И которую он велел мне доставить в Шато-Тьерри?
– Да.
– Ну вот, это все, что мне нужно; не я в нее влюблен, а монсеньер. Только бы вы не пытались бежать от меня.
– А разве на это похоже? – сказал Реми.
– Нет.
– Мы настолько далеки от этой мысли, что, не будь вас с нами, мы бы все-таки продолжали свой путь в Шато-Тьерри. Если герцог желает видеть нас, то и мы хотим его видеть.
– В таком случае, – сказал Орильи, – все обстоит прекрасно.
Затем, словно желая удостовериться, действительно ли Реми и его госпожа не хотят изменить направление, он предложил:
– Не пожелает ли ваша госпожа остановиться здесь на несколько минут?
С этими словами он указал на нечто вроде постоялого двора у дороги.
– Вы знаете, – ответил Реми, – что моя госпожа останавливается только в городах.
– Я заметил это, но как-то не придал этому значения.
– Да, это так.
– Ну, так я, подобных обетов не дававший, задержусь здесь на минутку. Поезжайте дальше, я вас догоню.
Орильи указал Реми направление, слез с коня и подошел к хозяину гостиницы, который поспешил ему навстречу с изъявлением величайшего уважения, словно хорошо его знал.
Реми подъехал к Диане.
– Что он тебе говорил? – спросила молодая женщина.
– Выражал всегдашнее свое желание.
– Увидеть мое лицо?
– Да.
Диана улыбнулась под маской.
– Берегитесь, – предостерег ее Реми, – он вне себя от злости.
– Он меня не увидит. Я этого не хочу, стало быть, он ничего не добьется.
– Но ведь когда вы будете в Шато-Тьерри, вам так или иначе придется показаться ему с открытым лицом.
– Это не важно: когда они увидят меня, для них уже будет поздно. К тому же его господин меня не узнал.
– Да, но слуга узнает!
– Ты сам видишь, что до сих пор ни мой голос, ни походка ничего ему не напомнили.
– Все же, сударыня, – сказал Реми, – подумайте, что тайна, которой вы уже неделю окружаете себя для Орильи, не существовала для принца, она не разожгла его любопытства, не пробудила воспоминаний, в то время как Орильи вот уже целую неделю ищет, рассчитывает, сопоставляет, и при виде вашего лица память его, ставшая чуткой, внезапно озарится, и он вас узнает, если еще не узнал.
Внезапное появление Орильи прервало их разговор. Он проехал другим путем, наперерез им, не теряя их из вида, и появился неожиданно, надеясь уловить хоть несколько слов из их беседы.
