Александр Дюма - Сорок пять
– Два свертка червонцев, которые ваше высочество дали мне при выезде из лагеря в польдерах.
– Так действуй смело и всеми возможными способами, понимаешь, всеми, добейся того, чтобы прекрасная незнакомка очутилась в Шато-Тьерри. Пожалуй, приглядевшись поближе, я ее узнаю.
– А слугу тоже привезти?
– Да, если он не будет тебе помехой.
– А если будет?
– Поступи с ним как с камнем, который встретился бы тебе на пути: брось его в канаву.
– Слушаюсь, монсеньер.
Пока гнусные заговорщики строили свои козни, дю Бушаж поднялся наверх и разбудил Реми. Тот условным, известным только ему и Диане образом постучал в дверь, и молодая женщина отперла ее.
Позади Реми она увидела дю Бушажа.
– Добрый вечер, сударь, – произнесла она с улыбкой, давным-давно уже не появлявшейся у нее на лице.
– Простите меня, сударыня, – торопливо сказал граф, – я пришел не докучать вам, а проститься с вами.
– Проститься? Вы уезжаете, господин граф?
– Да, сударыня, во Францию.
– И вы нас оставляете?
– Я вынужден так поступить, сударыня. Прежде всего я должен повиноваться принцу королевского дома.
– Принцу? Здесь есть принц? – спросил Реми.
– Какому принцу? – проговорила Диана, бледнея.
– Герцогу Анжуйскому, которого все считали погибшим. Он чудом спасся и присоединился к нам.
У Дианы вырвался пронзительный крик, а Реми побледнел как смерть.
– Повторите, – пробормотала Диана, – что монсеньер герцог Анжуйский жив, что он здесь.
– Если бы его здесь не было, сударыня, и если бы он не приказал мне сопровождать его, я бы проводил вас в монастырь, куда, как вы сообщили мне, вы собираетесь удалиться.
– Да, да, – сказал Реми, – в монастырь, сударыня, в монастырь.
И он прижал палец к губам. Диана едва заметно кивнула головой, и Реми стало ясно, что она его поняла.
– Я тем охотнее проводил бы вас, сударыня, что боюсь, как бы люди герцога не стали вам докучать.
– Почему?
– Да, я имею все основания считать, что ему известно о присутствии женщины в этом доме, и он, наверное, думает, что эта женщина – моя приятельница.
– Что заставляет вас так думать?
– Наш юный офицер онисцев видел, как он приставлял к стене лестницу и смотрел в ваше окно.
– О, – вскричала Диана. – Боже мой! Боже мой!
– Успокойтесь, сударыня. Офицер слышал, как он сказал своему спутнику, что не знает вас.
– Все равно, все равно, – твердила Диана, глядя на Реми.
– Все будет, как вы пожелаете, сударыня, все, – сказал Реми, и лицо его приняло выражение непоколебимой решимости.
– Не волнуйтесь, сударыня, – продолжал Анри, – герцог сию минуту уезжает. Через четверть часа вы останетесь одни и будете совершенно свободны. Итак, разрешите мне почтительнейше проститься и еще раз уверить вас, что до последнего дыхания мое сердце будет биться только для вас. Прощайте, сударыня, прощайте!
И, склонившись благоговейно, как перед алтарем, граф отступил на шаг.
– Нет, нет! – в лихорадочном волнении воскликнула Диана. – Нет, господь не мог этого допустить! Он послал ему смерть и не мог его воскресить. Нет, сударь, вы ошибаетесь, этот человек умер!
И в ту же самую минуту, словно в ответ на ее горестный вопль о небесном милосердии, с улицы донесся голос герцога:
– Граф, граф, вы заставляете себя ждать!
– Вы слышите, сударыня? – сказал Анри. – В последний раз – прощайте.
И, пожав руку Реми, он сбежал с лестницы.
Вся трепеща, словно птичка, которую заворожила ядовитая змея с Антильских островов, Диана подошла к окну.
Она увидела герцога верхом на коне. Свет факелов, которые несли два онисских кавалериста, падал на его лицо.
– Он жив, этот демон, он жив! – шепнула Диана на ухо Реми, и шепот этот звучал так грозно, что верный слуга содрогнулся. – Он жив, значит, и мы должны жить. Он едет во Францию. Пусть так. Значит, и мы, Реми, должны ехать во Францию.
Глава 12.
ПОПЫТКА ПОДКУПА
Поспешные сборы онисских кавалеристов сопровождались бряцанием оружия и громкими криками. После их отъезда в городке воцарилась полнейшая тишина.
Реми подождал, пока шум немного стих, а потом и совсем замер. Затем, полагая, что дом обезлюдел, он решил спуститься в зал нижнего этажа, чтобы, в свою очередь, подготовиться к отъезду.
Но, открыв дверь в это помещение, он, к своему изумлению, увидел у очага какого-то человека, смотревшего в его сторону. По-видимому, неизвестный подстерегал Реми, хотя при его появлении принял нарочито равнодушный вид.
Реми, как обычно, шел медленной, неуверенной поступью, с непокрытой лысой головой, – его легко было принять за старика, согбенного бременем лет.
Человек, к которому он приближался, сидел спиной к свету, и Реми не мог рассмотреть его.
– Простите, сударь, – сказал он, – я думал, что остался здесь один или почти один.
– Я тоже так полагал, – ответил неизвестный, – но с радостью вижу, что у меня будут попутчики.
– О, весьма невеселые попутчики, – поспешил ответить Реми, – так как, кроме больного юноши, которого я везу домой во Францию…
– Ах, – внезапно воскликнул Орильи, принимая благодушный вид сострадательного доброго буржуа, – понимаю, кого вы имеете в виду!
– В самом деле? – спросил Реми.
– Да, речь идет о молодой особе.
– О какой молодой особе? – вскричал Реми, настораживаясь.
– Потише, потише, друг мой, не сердитесь, – ответил Орильи. – Я управитель дома Жуаез, меня прислал к молодому господину его брат, и, уезжая отсюда, граф поручил моему попечению молодую даму и ее пожилого слугу, которые намереваются вернуться во Францию после того, как последовали за ним во Фландрию.
Так говорил он, приближаясь к Реми с приветливой улыбкой. Теперь свет лампы падал прямо на его лицо.
Реми смог его увидеть.
Но вместо того чтобы, в свою очередь, подойти к неизвестному, Реми отпрянул, и на его изуродованном лице промелькнуло выражение, похожее на ужас.
– Вы не отвечаете? Можно подумать, что вы меня боитесь? – спросил Орильи с благодушнейшей улыбкой.
– Сударь, – пробормотал Реми, – не гневайтесь на бедного старика, которого горести и раны сделали пугливым в недоверчивым.
– Тем более, друг мой, – ответил Орильи, – вам следует принять помощь надежного попутчика. Я ведь к тому же, как только что сказал вам, говорю от имени человека, которому вы, полагаю, доверяете.
– Разумеется, сударь.
