Ксавье Монтепен - Месть Шивы (Индийские тайны с их кознями и преступлениями) Книга 2
— Сэр Джордж под стражей!
И уже был готов броситься к нему, но Джордж, приложив палец к губам, остановил его. Движение это было равносильно безапелляционному приказанию молчать, так что Стоп не посмел противоречить и последовал за арестантом на почтительном расстоянии с сердцем, наполненным скорбью и растерянностью.
Спустя несколько минут на этой же лестнице состоялся краткий разговор Джеллы с Голькаром, Согором и факиром. Казиль, убитый горем и мучимый поздними раскаяниями, был незримым свидетелем этой сцены, укрывшись за колонной, хотя и не мог слышать разговора. Таинственность, с которой обмолвились репликами его соплеменники, показалась ему подозрительной. Едва принцесса и Дургаль–Саиб сели в карету, как мальчик выскочил из–за колонны и последовал за тремя индусами. Они шли довольно быстро по направлению к гангскому мосту, и он еле поспевал за ними, стараясь не попасться на глаза.
Ганг или Гангес — священная река индусов — делит Бенарес на две почти равные части. Губернаторский дворец и крепость, куда вели арестанта, находятся на двух противоположных концах города, разделяемого рекой. И чтобы достичь крепости, нужно перейти мост через Ганг. Конвой, сопровождавший арестанта, вошел в длинный ряд узких и извилистых улиц, ведущих к большой городской площади. Сюда же со всех сторон стекались огромные толпы народа, так как здесь должна была проходить церемония Джагарната. Зрители с праздным любопытством смотрели на пленника, не проявляя, впрочем, никакой враждебности. Некоторые из простолюдинов, мелькавших в толпе, перекидывались несколькими фразами с сипаями на местном наречии и затем шли далее с выражением совершенного безразличия к судьбе арестованного.
Миновав половину расстояния, отделявшего Гангский мост от дворца, лейтенант Мидлей махнул рукой одному из сипаев. Тот немедленно расчистил путь, и Мидлей поравнялся с арестантом. Джордж взглянул на него с грустной, но гордой улыбкой.
— Поверьте мне, сэр Джордж, — начал молодой человек, — что я глубоко огорчен необходимостью исполнять тяжелый долг, выпавший на мою долю.
— Напрасно огорчаетесь, лейтенант, — отвечал Джордж Малькольм. — Я понимаю, вы исполняете только свою обязанность, и я должен признаться, вы исполняете ее, как надлежит истинно благородному человеку.
— Позволите ли вы, сэр Джордж, обратиться к вам с одним вопросом?
— Разумеется, лейтенант, я заранее, не зная, в чем заключается ваш вопрос, обещаю вам ответить.
— В таком случае объясните мне, сэр Джордж, за что приказал вас арестовать и посадить в крепость лорд–губернатор?
— За нелепое обвинение, возведенное на меня раджой Дургаль–Саибом. Он обвинил меня перед лицом правосудия в убийстве моего отца.
— Вас в отцеубийстве? — изумился Мидлей, — он солгал! Вот моя рука, позвольте пожать вашу, сэр Джордж, не нахожу слов убедить вас, сэр, что эта позорная клевета не может запятнать вас и пошатнуть моего истинного уважения к вам.
Джордж от души пожал руку молодому офицеру и ответил с искренней простотой:
— Благодарю, лейтенант, благодарю от всего сердца.
— Как же мог, — продолжал лейтенант, — лорд Сингльтон, обладающий истинно возвышенным умом и острой проницательностью, поверить такому чудовищному, дикому обвинению?
— Быть может, я ошибаюсь, — заговорил Джордж, — но мне кажется, что лорд Сингльтон убежден в моей невиновности более чем в своей собственной.
— В таком случае зачем же…
Мидлей не договорил.
— Зачем он арестовал меня? — спросил Джордж.
— Да.
— Только лично он может дать ответ на этот вопрос, я же скажу: не отдай он приказания арестовать меня, я сам бы попросил его сделать это.
Лейтенант с глубоким изумлением посмотрел на Джорджа, но не смел настаивать на объяснении причин столь странной уверенности в словах Джорджа. Кроме того, его внимание отвлекло событие, которое мы сейчас опишем.
Глава 12. Церемония Джагарната
Вместо того, чтобы идти мерным военным шагом, отряд стал двигаться вперед гораздо медленнее, чем следовало бы, и, наконец, совсем остановился. Лейтенант оставил Джорджа Малькольма и пошел разузнать причину задержки. Она оказалась банальной: путь к крепости перегородила праздничная процессия. Во время разговора лейтенанта Мидлея с арестантом толпа бенаресцев возрастала, так что теперь было очень трудно пробраться сквозь эту массу и почти невозможно двигаться вперед. Удивительное дело! Вместо того, чтобы направиться к большой площади, где должна была состояться главная церемония Джагарната, люди стали все чаще и чаще останавливаться и, указывая, как казалось, на Джорджа Малькольма, что–то выкрикивать. Пока не было слышно ни угрожающих криков, ни поношений. Толпа, по–видимому, еще не была «наэлектризована» организаторами, и все же ее поведение наталкивало на мысль, что гроза разразится в любую минуту.
Мидлей обратился к капралу, стоявшему возле него, и приказал очистить дорогу в толпе, стоящей на узкой улице. Капрал повиновался. Он произнес глухим гортанным голосом несколько слов на языке непонятном для европейцев, и толпа раздвинулась, образуя две живые стены, между которыми конвой возобновил свое движение вперед.
Пройдя шагов тридцать, он вынужден был снова остановиться, так как дорога оказалась вновь перекрытой.
Офицер, недовольный задержками, начал терять терпение, задержки эти насторожили его. Ему показалось, что настроение собравшихся здесь людей, доселе спокойное, постепенно становилось все агрессивнее. В толпе можно было различить людей, бросавших на арестанта угрожающие взоры. Он дорого бы дал, чтобы иметь возможность находиться под защитой крепостных стен.
«Хорошо еще, — думал он, — что я могу положиться на своих людей».
Через минуту–две он отдал новое приказание капралу, который снова обратился к стоявшим поблизости людям, и народ расступился, чтобы дать дорогу сипаям.
Легко было предположить, что толпа повинуется чьему–то приказанию, стараясь умышленно отсрочить время прибытия отряда на большую площадь до определенной минуты, до условного знака. Джордж не обращал внимания на происходившее. Его занимала мысль об убитом отце и о страшном обвинении раджи.
Пока происходили описанные сцены, городская площадь и мост на Ганге постепенно заполнялись бенаресцами. Среди этого сборища европейские мундиры составляли лишь незначительную часть. Преобладала одежда ярких цветов — характерный признак местного населения. Вдруг вдали прозвучал пушечный выстрел, и из сотни тысяч уст вылетел исполинский крик. Выстрел этот служил указанием, что праздник начался, что основная процессия Джагарната, вышедшая из пагоды Кали, направляется к центральной площади.
