Сергей Шведов - Золото императора

— У Сара и Мамия своих забот сейчас хватает, — задумчиво проговорил Белорев. — Я тебя познакомлю с Гвидоном.

— И кто он такой, этот Гвидон? — полюбопытствовал Руфин.

— Он младший брат Сара по матери, а Мамия по отцу.

— Это как же, — не понял патрикий. — Ведь Сар с Мамием — не родственники.

— Так решили боги и их волхвы, — загадочно улыбнулся Белорев. — Тебе, посвященному, скажу — Гвидон сын воеводы Валии и княгини Любавы. Но не ищи здесь измены, патрикий. Не страсть двигала этими людьми, а долг. Так руги и росомоны скрепляют свой союз. А для людей непосвященных — Гвидон сын бога Велеса, и этим сказано все.

— И как мне прикажешь обращаться к сыну бога, княжич Белорев?

— Зови его боярином, патрикий, пока и этого довольно, — пожал плечами ант. — Возможно, Гвидона ждет великая судьба, возможно, он падет в первом же бою. Никто не знает, сколько нам отмерит Макошь, прядущая нить нашей жизни.

— Боярин Гвидон действительно сумеет мне помочь? — прямо спросил Руфин.

Белорев ответил не сразу, а только после того, как огляделся по сторонам, хотя в шатре кроме него и Руфина никого не было:

— Попроси Гвидона, чтобы он проводил тебя к Власте.

— А что мне может дать эта женщина?

— Она не женщина, патрикий, она кудесница, — вздохнул Белорев. — Мне она отказала в поддержке, но, возможно, ты окажешься более удачливым просителем. Если она скажет «да», то никто из венедских и ругских князей не посмеет ей возразить. Вот только плату она с тебя потребует непомерную.

— Я не испытываю недостатка в золоте.

— Чудак ты, римлянин, — покачал головой Белорев. — Речь идет не о золоте, а о душе. Впрочем, я тебе в этом деле не советчик, патрикий, решай сам. И помни — я тебя предупредил. Конь у тебя есть?

— Пока не обзавелся, — развел руками Руфин.

— Зря, — протянул насмешливо Белорев. — Когда вступаешь в спор с таким противником, как Герман Амал, не худо иметь под рукой средство для бегства.

— Так у меня есть галера!

— На той галере ты даже от пристани не успеешь отчалить, патрикий. Запомни — я худых советов не даю, хотя и не числю себя в провидцах.

— Убедил, — засмеялся Руфин. — А у кого здесь можно купить коней?

— У русколанов и купишь. Это хороший предлог, чтобы наведаться в их стан, не вызывая подозрений у ищеек Сафрака.

— Тебя они тоже стерегут? — удивился патрикий.

— На это у них есть серьезные причины, — спокойно отозвался Белорев и решительно подхватился с ложа. — Поехали, патрикий. У нас не так много времени, чтобы терять его попусту.

Проскакав довольно приличное расстояние от стана готского до стана русколанского, Руфин пришел к выводу, что антские кони не уступят в резвости коням эллинским или фракийским. Любезность княжича Белорева дошла до того, что он одолжил патрикию не только коня, но и седло, довольно удобное, надо признать, хотя и не похожее на римское. Мечники, охранявшие шатер боярина Гвидона, встретили гостей настороженно. Возможно, причиной тому был готский наряд патрикия. Впрочем, недоразумение быстро разрешилось, мечники расступились, и княжич Белорев решительно втолкнул своего спутника под полотняный кров. Руфин, однако, успел отметить, что шатер у боярина Гвидона самый роскошный из всех, в которых ему удалось побывать здесь, в Готии.

— Подарок кудесницы Власты, — успел шепнуть патрикию княжич Белорев.

Ничего примечательного в молодом человеке, поднявшемся с деревянной лавки навстречу гостям, Руфин с первого взгляда не обнаружил. Разве что, в отличие от большинства готов и русколанов, Гвидон был темноволос, да и кожей смугловат. В Константинополе он вполне бы сошел за эллина или фракийца, а в Риме за италика. Лицо Гвидон имел приятное, но красавцем Руфин его бы не назвал. Единственное, что поразило патрикия в боярине, — это глаза. Большие карие глаза, обладающие притягательной и таинственной силой. Видимо, эту особенность отмечали в боярине многие, и, возможно, по этой причине простолюдины считали его сыном бога. Впрочем, держался Гвидон просто, без претензий на величие, а с княжичем Белоревом так и вовсе дружески.

— Угостить вас нечем, — сокрушенно развел руками боярин. — Привезенный мед мы уже выпили, а вино в лавках Таны вдруг иссякло за одну ночь.

— Да быть того не может, — ахнул Белорев, имевший слабость к дарам виноградной лозы.

— Видимо, Герману Амалу зачем-то понадобилось, чтобы его готы протрезвели после брачного пира, — высказал разумное предположение Руфин и надел на указательный палец заветный перстень.

— Посвященный, — оценил его жест Гвидон.

— Патрикий Германареху не друг, так что можешь говорить с ним без опаски, — охотно отрекомендовал своего спутника Белорев.

— Тебе, конечно, известно, какая ночь нам предстоит?

Свой вопрос юный Гвидон обращал к патрикию Руфину, но ответил на него княжич Белорев:

— Ярилина.

— Ночь, когда пробуждается природа, ночь, когда новое, свежее, молодое идет на смену старому и отжившему, — сверкнул глазами Гвидон. — Никто до сего времени не противился зову земли, истомившейся по ласке. Но именно сегодня утром Герман Амал осмелился сказать кудеснице Власте «нет». Не мне вам объяснять, чем его упрямство обернется для Готии, для Русколаний, для всех окрестных и подвластных ему земель.

Руфин не понял из слов боярина Гвидона ровным счетом ничего, но постеснялся переспросить. Зато Белорев догадался, похоже, обо всем, и на его обычно румяном лице вдруг проступила смертельная бледность.

— Он не позволил Синиладе участвовать в таинстве Ярилы? — хриплым голосом спросил Белорев. — Но что по этому поводу думают готы?

— То же самое, что и мы, — повел плечом Гвидон. — Я говорил с Оттоном Балтом и с Придияром Гастом, они готовы помочь нам исправить оплошку своего вождя. Синилада должна участвовать в обряде, будет на то согласие Германареха или нет. Такова воля кудесницы Власты.

— А если она мужняя жена? — спросил Белорев.

— А если нет? — в тон ему отозвался Гвидон, после чего оба замолчали.

Руфин старательно напрягал мозги, силясь хоть что-то понять в разговоре варваров. А молодые люди, видимо, были настолько уверены в его мистических познаниях, что не находили нужным опускаться до объяснений. Им все было понятно, в отличие от римского патрикия, который хоть и слышал о Яриле, но имел весьма смутное представление о том, какое место он занимает среди венедских богов. Еще менее ему было понятно, почему готы Оттон и Придияр так рвутся помогать какой-то загадочной кудеснице, рискуя выйти из воли грозного Германа Амала, с весьма печальными для себя последствиями. Скорее всего, без участия дроттов в этом деле не обошлось. Сначала они рвались увидеть соитие Германареха и Синилады своими глазами, теперь, получив отпор от престарелого вождя, пытаются все-таки выяснить, потеряла русколанка девственность или нет. Похоже, это же интересует и таинственную Власту, и русколанских волхвов, и боярина Гвидона, находящегося у них на подхвате.