Татьяна Морозова - Колесница белого бога
Спуск обдирал кожу на руках Дэвида, делавшего безуспешные попытки ухватиться за что-то во тьме. Сопротивляться оказалось бесполезно. Он летел с бешеной, все возраставшей скоростью, ощущая, как от гула, будто в лихорадке, трясутся горы каньона. Вот на какую-то ничтожную долю секунды путь Дэвида тормознул, но уже в следующий миг он понял, что просто закончился пологий спуск, а дальше пошла невидимая в темноте, отвесная высота крутого склона. Дэвида швырнуло в воздух, как снаряд из катапульты. Описав дугу в воздухе, он упал на песчаную почву, и сознание покинуло его.
Он очнулся под палящими лучами солнца. Едва приоткрыл глаза, как острая боль пронзила все тело. «На том свете, однако, встречали бы гостеприимнее, – подумал он и мысленно возблагодарил Бога: – Значит, я живой».
Некоторое время лежал, не шевелясь и старательно сдерживая дыхание. Нужно было оценить свой физический ущерб и начинать выволакивать тело из этой дыры.
Солнце жгло израненное лицо. Дэвид сделал первую попытку приподняться, но вскрикнул – очередной болевой шок опять покрыл все темнотой.
Когда он вновь приоткрыл глаза, солнце заметно переместилось. Значит, прошло несколько часов. Дэвид с тоской заметил, как в небе над ним кружит хищная птица. Коршун это, орел? Он точно разглядеть не мог, взгляд был словно под пеленой.
Лежать посреди каньона, на дне высохшей древней реки, когда до ближайшего человека – десятки, а то и сотни километров, было смерти подобно. Впрочем, Дэвид прекрасно сознавал ничтожность шансов на выживание в сложившихся обстоятельствах. Но все равно нужно было двигаться, чтобы не стать добычей хищных клювов и когтей, располагая еще хоть какими-то силами.
Собрав всю свою волю, не сдерживая криков, Дэвид с огромным трудом перевернулся на бок, затем кое-как смог сесть. Левая нога была сломана, причем малая берцовая кость осколком вышла наружу. Нужно было срочно наложить шину.
Дэвид стащил с себя разорванные в лохмотья остатки куртки-ветровки. Порвал их на полосы и стал как можно туже обматывать ногу. Испытание оказалось не из легких. Не стесняясь голых камней и жалящего солнца над головой, он орал во весь голос, когда пришлось закручивать полотно вокруг открытой раны с торчащим, с запекшейся кровью, куском кости.
Когда процедура бинтования закончилась, он перевернулся на живот и, подволакивая сломанную ногу, пополз.
В сущности, ему было все равно, куда ползти. Высота, с которой он упал, была бы недостижима, даже если б нога уцелела. Значит, оставалось лишь двигаться по дну русла, высматривая более-менее приемлемый подъем наверх. Оттуда нужно было добраться до выступа скалы… Только вот на месте ли его рюкзак? Там, в рюкзаке, аптечка, антибиотики, болеутоляющее, бинты… Вода. Снаряжение для подъема наверх… Только так можно спастись. Только так…
Двигаться удавалось, превозмогая жгучую, застилавшую глаза холодным потом, боль. Дэвид полз, всеми силами стараясь сохранить сознание. Нужно было о чем-то думать… О чем-то постороннем…
– Караваны… проходили… по днищу этой… сухой… реки… – он с трудом выдавливал он из себя слова, не узнавая собственного голоса. – Но иногда… начинались ливни… И люди не успевали… спастись от потока… воды…
Мысль о воде отражалась спазмом во всем теле. Глоток воды – за него он отдал бы сейчас год… Нет, десять лет…
Крылатый хищник не отпускал, кружил в пустом безразличном небе, издавая предупреждающие отрывистые вопли.
– Кричи, кричи, гад… А я еще… живой…
Дэвиду казалось, что вся его прежняя жизнь – лишь короткий кинофильм о чужом человеке, увиденный когда-то. А на самом деле он весь свой век провел в сосредоточенной жестокой схватке за жизнь, он – Дэвид Томпсон – одинокий измученный человек, которому здесь, в пустыне, даже как-то претит это банальное имя. Часы превратились в годы, счет времени был потерян. То и дело впадая в забытье, мужчина уже окончательно перестал понимать – вчерашнее солнце пытает его или уже наступило завтра?
А потом он увидел себя со стороны. Совершенно отчетливо и определенно. Дэвид Томпсон, онемев от жути, замер. Его двойник, находившийся в нескольких метрах впереди, кажется, тоже остановился. Но уже через мгновение Дэвид забыл про свою чудовищно ободранную на камнях раненую ногу, забыл про жажду, стиснувшую горло, забыл про все на свете, когда разглядел, что двойник стремится к блестящей полоске воды на горизонте.
– А, черт с тобой! – сухие слова вырвались из легких. – Будь ты даже главным дэвом этих мест, мне плевать! Я доползу до воды!
Сказал и вновь провалился в черную пропасть обморока.
Глава 16
– Город Мероэ, столица Нубии, достиг наивысшего развития в ту же эпоху, когда Греция времен Перикла распространяла свое влияние на средиземноморское побережье, – увлеченно на хорошем английском говорил гид.
Марджани сумела все быстро организовать. Гид появился перед их машиной при въезде на территорию памятников древности, как джинн из-под песка. Вот уже целых два часа он водил свою персональную группу, состоящую из Мишки и сопровождавшей его девушки, по руинам, которые чем-то очень напоминали въевшийся в сознание с пеленок египетский стиль.
– Мероэ имел для Африки того периода огромное значение. Пожалуй, не меньшее, чем Афины для Европы. Он вел торговлю со многими государствами. Здесь развивались самобытное искусство и письменность. А наследие Мероэ, его обычаи и верования сохранялись у других африканских народов еще довольно долго после заката его могущества. Вот почему эта цивилизация заслуживает почетного места среди великих цивилизаций древности. То есть история Мероэ открывает первую страницу истории современной Африки.
Мишка плелся за гидом под неусыпным наблюдением Марджани. Кажется, она решила контролировать каждый его вздох! Стоило ему чуть зазеваться, разглядывая больше положенных трех минут какую-нибудь базальтовую стелу с таинственными письменами, или фрагменты чудом уцелевших крепостных барельефов из белого алебастра, или черепки окрашенной глиняной посуды, как Марджани хватала его за рукав и принуждала шагать в ритм с местным темнокожим чичероне.
И экскурсовод, и девушка уже порядком поднадоели мальчишке. Если ему и нравились подобные мероприятия, то лишь возможностью свободного передвижения по разрушенным крепостям и храмам. Когда мать привезла его однажды на экскурсию в Микены, он очень быстро сориентировался и отбился от туристического «стада». Быстро пробежав каменные ступени, обвивавшие холм, он увидел черный вход в каменный мешок. У входа стояла и щебетала группа японских туристок. Когда они отошли дальше, Мишка воровато оглянулся. Вроде никто за ним не следил… И стал спускаться по грубым, местами отполированным до блеска скользким каменным ступеням. Ох, и натерпелся же он тогда страха! Когда в кромешной темноте Мишка завернул за первый поворот, спустившись вниз на полтора десятка ступеней, и сделал еще несколько шагов вниз, на него напал какой-то суеверный ужас. Сердце стало панически колотиться в груди. Даже показалось, будто он явственно ощущает чье-то невидимое присутствие в этом каменном погребе, глубоко уходящем в гору, на которой возвышался этот некогда неприступный город. Мишка вытащил из кармана сотовый телефон и стал им светить. Другая рука цеплялась за влажные стены каменного мешка. Глухой, зажатый в горе, проход будто источал накопившиеся за тысячелетия тревожные эмоции жителей Микен, прятавшихся здесь от вражеских набегов. Хоть мужское «эго» Мишки и было пристыжено, он не стал далее задерживаться в подземелье. Хуже того – он поддался малодушию и максимально быстро ретировался на открытое пространство. Правда, знал об этом своем позоре лишь он, он и духи каменного мешка.
