Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

– Дело идет о моей дочери, – продолжала госпожа де Бопрео, – она теперь в таком возрасте, когда ей пора уже выйти замуж.

– Положим, – прервал ее муж, – но для того, чтобы выйти замуж, нужно сначала отыскать мужа?

– Может быть, она уже нашла!

– Богат он? – спросил торопливо г. Бопрео.

– Это прекрасный молодой человек, и Эрмина может быть вполне счастлива с ним.

– Так. Богат он?

– Нет, но у него очень хорошая будущность.

– Мало…

– Но Эрмина любит его.

– Его имя?

– Фернан Роше.

Бопрео подпрыгнул на своем стуле.

– Этого никогда не будет! – вскрикнул он, вставая

со своего места. – Это чистая глупость!

Тереза невольно заплакала.

– А, вы плачете! – заговорил он насмешливо. – Плачете потому, что я не хочу отдать вашу дочь за человека, у которого нет ничего!

– Но ведь вы же сами находили, что он честный и трудолюбивый молодой человек! Зачем…

– Зачем, зачем! – перебил ее Бопрео. – Да потому, что у него нет ничего.

– Но ведь и у вас не было ничего, – заметила холодно Тереза.

– Зато у вас был ребенок, – закричал он, выходя из себя. – Хотите, чтобы я согласился на этот брак? Это зависит вполне от вас.

– Что же нужно сделать?

– Отдайте все ваши деньги нашему сыну Эммануэлю, и тогда…

– Никогда! – вскричала Тереза. – Я не позволю себе обобрать одно дитя в пользу другого!

– Как хотите, – заметил холодно Бопрео. – Следовательно, нам нечего больше и толковать об этом. Женившись на вас, я признал Эрмину своею законною дочерью, следовательно, до ее совершеннолетия она не имеет права выходить замуж без согласия своего отца. Я не даю этого согласия.

– Мы подождем, хотя бы мне пришлось признаться во всем перед своей дочерью, хотя бы мне пришлось краснеть перед ней.

Но в эту минуту дверь залы отворилась, и на пороге ее появилась Эрмина, бледная и серьезная.

– Мама, – сказала она, – вы благородная и святая женщина, и вам никогда не придется краснеть перед своей дочерью.

И при этих словах она подошла к своей матери и опустилась перед ней на колени.

– Милая мама, – прошептала молодая девушка, – простите меня. Я все слышала. Я знаю, что вы лучшая из всех матерей и благороднейшая из всех женщин, дочь ваша гордится вами.

После этих слов она встала и посмотрела на Бопрео.

– Милостивый государь, – начала Эрмина, – мама не хотела лишать меня денег, но сама я вправе отказаться от своего наследства; я согласна на ваши условия.

И, холодно поклонившись, девушка подбежала к двери кабинета и позвала Фернана. Роше показался на пороге. Эрмина взяла его за руку и подвела к г. Бопрео.

– Не правда ли, – сказала она, – ты возьмешь меня и без приданого?

– Мне ничего не нужно, кроме вас, – ответил в восторге молодой человек.

– Ну, так я буду вашей женой. Садитесь и пишите расписку в получении моего приданого. Только на этом условии г. Бопрео и соглашается отдать вам мою руку.

И при этом молодая девушка бросила взгляд невыразимого презрения на начальника отделения, ошеломленного подобной самоотверженностью.

На другой день после этого, в воскресенье, уже известный нам Коляр шел около восьми часов утра по Шоссе д'Антенской улице. Оттуда он повернул по улице Виктуар и пошел к небольшому павильону, расположенному в конце сада одного старинного дома.

В этом павильоне с месяц назад поселился капитан Вильямс.

В Лондоне капитан предводительствовал шайкой мошенников и носил титул баронета, узаконенный за ним вследствие покупки им одной недвижимой собственности.

Теперь у капитана были черные волосы и усы, а в Лондоне он был рыжим.

Когда Коляр вошел к нему, то он сидел в халате у камина и причесывался.

– Я только месяц в Париже, – думал он, – а мои дела идут очень недурно, и если нечистая сила будет продолжать помогать мне, то я непременно овладею деньгами барона Кермора де Кермаруэ.

Монолог его был прерван двумя ударами в дверь. Вошел Коляр.

– А, это ты!

– Я исправен?

– Совершенно. Садись.

Вильямс закурил папиросу и пристально посмотрел на своего подчиненного.

Коляр начал свой рапорт:

– Жена де Бопрео есть именно нужная нам Тереза. Дочь ее Эрмина – дитя барона Кермора де Кермаруэ. У дочки есть обожатель. Они уже помолвлены. Свадьба назначена через две недели.

– Жених Эрмины, – продолжал Коляр, – ничтожный чиновник Министерства иностранных дел. Его зовут Фернан Роше, и он положительный бедняк, нанимающий небольшую комнатку в улице Темпль.

Вильямс записал все это в свою записную книжку.

– Дальше? – заметил он холодно.

– Мне понравилась одна молоденькая девушка, по прозвищу Вишня, – продолжал свой доклад Коляр.

Капитан нахмурился.

– Я подружился с ее женихом, а он, в свою очередь, дружен с женихом Эрмины де Бопрео. От Леона Роллана я узнал, что Бопрео только тогда согласился на брак своей дочери, когда она отказалась от своего приданого. У Вишни есть сестра – распутная особа, по имени Баккара, которая влюблена по уши в Фернана Роше.

– Так, хороша она?

– Прелестна.

– Ловка?

– Замечательно, и женщина с железным характером.

– Хорошо, – заметил Вильямс, – она освободит меня от Фернана. Продолжай!

– Бопрео влюблен в Вишню. Вчера днем он следил за ней на улице Темпль, а вечером бродил там, где она живет.

– Где квартира Баккара? – прервал его капитан.

– Мосейская улица, маленький дом на правой руке.

– Прекрасно. Теперь найди для меня небольшой дом в Елисейских полях, с сараем для двух карет и конюшней на пять лошадей.

– Будет исполнено, – ответил Коляр и вышел.

Сэр Вильямс приказал своему человеку заложить лошадь в тильбюри и стал одеваться.

Через полчаса после этого он был уже у подъезда отеля, где жила Баккара.

Она была еще в постели, когда приехал Андреа.

– Меня нет дома, – сказала она своей горничной, когда та доложила ей о приезде богатого англичанина.

Камеристка вышла, но вскоре снова вернулась с карточкой в руке.

– Сударыня, этот молодой человек, – сказала она, – имеет до вас какое – то серьезное дело.

Баккара с досадой взяла карточку и небрежно взглянула на нее.

«Сэр Вильямс Л., баронет», – прочла она и сердито обернулась к стене.

– Я не знаю его, – проговорила она, принимаясь снова за свои любовные мечтания.

– Милорд желает сказать вам только несколько слов, – настаивала горничная.

– Убирайся! Я не знаю его.

– Он поручил мне сказать вам только одно имя.

– И знать его не хочу.

Тон Баккары был повелителен и сердит.

– Барыне совершенно ничего не стоит выслушать это имя, – продолжала камеристка, которой, вероятно, было щедро заплачено.