Поль Феваль - Лондонские тайны
— В конце концов что же выходит из ваших слов?
Практейс, помолчав несколько мгновений, жалобно сказал:
— Как ни худо идут дела мои, но я все-таки предлагаю вашей чести мою бедную кассу.
— А о вас, Смит, — сказал Эдуард, — я и не говорю: мне известно ваше имущество. Но вам, господа, продолжал он, — ужели не стыдно задумываться над такой безделицей и отказывать мне в каких-нибудь десяти тысячах фунтов стерлингов!
— Десять тысяч фунтов! — вздохнув, прошептал ростовщик Практейс.
— Вы не цените моих услуг в отношении к вам, — нетерпеливо проговорил Эдуард. Вы пользуетесь безопасностью со стороны полиции. Вся знать, вся аристократия Лондона делает закупки в ваших магазинах. Смотрите, сколько я делаю для вас, а вы, после всего…
— Я уже объявила вам, что мое имущество к вашим услугам, — промолвила мистрисс Бертрам.
— Я и не говорю о вас, моя милая Фанни, но вот эти господа…
— Мы тоже не прочь! — возразил Фалькстон.
— Мы согласны, — заговорили остальные, кроме Смита.
— Вот это хорошо! — вставая, сказал Эдуард. — Я вполне полагаюсь на вас. Равным образом и вы имейте надежду на меня. Знайте, что каждая ваша беда близка мне и я всегда готов помочь вам. До свидания, Фанни!
Сделав поклон, мистрисс Бертрам удалилась.
— А у вас, Фалькстон, нет ничего нового? — спросил Эдуард.
— Совершенно ничего. И я в свою очередь осмеливаюсь спросить вас: ваша история в прошлую ночь не имела дурных последствий?
— О нет, никаких.
— И прекрасно. Кому прикажете отдать деньги?
— Конечно Фанни.
Фалькстон и Практейс вежливо откланялись.
— Плохое время! — сказал Вальтер. — Вчера заподозрили у меня до трех ассигнаций, так что невольно трусишь и опасаешься соседей.
— Уж разве что-нибудь говорят?
— Пока ничего не говорят, но нельзя не заметить той мнительности, той наблюдательности, с какою пересматривают каждую ассигнацию.
— О, чего еще тут опасаться, мой друг, — проговорил весело Эдуард. — Я вполне надеюсь на благоприятный исход наших дел.
Но эти слова нисколько не ободрили менялу. Он пожал плечами и, поклонившись Эдуарду, неторопливыми шагами вышел из залы.
Когда все удалились, Эдуард, оставшись наедине с конторщиком Смитом, тихо спросил:
— Что вы сообщите мне о нашей работе на Банковской улице?
— Я осведомляюсь об этом деле постоянно и был там даже сегодня утром. Педди кормит своего великана, точно быка на убой и тот продолжает работать за семерых, но теперь, однако, делается слабее.
— О, как тут требовалась бы быстрота действий! — заметил недовольный Эдуард.
— Это правда, — возразил Смит, — но не забудьте, что в улице около сорока футов ширины! И нашему кроту приходится рыться в двадцати футах глубины. Подождите с недельку — и великан умрет, а проход все-таки успеет пробить.
— Ах, Смит, если бы это было так!
И Эдуард встал, отставил к стене кресла и стал затягивать на руки надушенные перчатки.
— Теперь до свидания, Смит, — сказал он конторщику, постарайся, чтобы этот скупец, Практейс, позаботился сегодня же доставить мне деньги.
Эдуард отворил дверь в магазин Фалькстона. Как бы заинтересовавшийся дорогими вещами, находящимися в магазине, пробыл он там несколько минут; затем вышел из магазина и сел в великолепную коляску, запряженную двумя превосходными лошадьми, лучше которых, казалось, не было и в конюшнях маркиза Рио-Санто.
Глава пятнадцатая
БЕДНЯК-БОГАЧ
В сыром и мрачном подвале, плохо освещенном фонарем, коренастый мужчина пытался вынуть камень из стены. Видно было, что мужчина ловок и привычен в своем деле. Действительно, камень скоро уступил перед напором и повалился на пол, между тем как в стене показалось узенькое, но глубокое отверстие.
Огонь в фонаре, иногда вспыхивавший ярче обычного, обозначил фигуру Боба Лантерна, на лице которого выразилась внезапная дикая радость. Боб Лантерн быстро подошел к двери и осмотрел, насколько крепко она заперта, затем вернулся к отверстию и опустил туда обе руки. Дрожь пробежала по его телу, когда раздался звук пересыпавшегося золота. Лицо Латерна отразило высшую степень самодовольства и жадности. Сперва он с упоением дотрагивался до золота, потом судорожно хватал его, произнося непонятные звуки.
Когда прошел первый момент упоения от прикосновения к сокровищу, он достал из кармана деньги, заработанные в тот день, и положил их в отверстие.
Наступила пора выбираться из подвала. Лантерн поднял камень, вынутый из стены, и вложил его с большой осторожностью в прежнее место.
— Чрезвычайно хитра эта Темперенса, когда трезва, подумал он, — но, кажется, она вечно пьяна. Постой! Я перехитрю тебя!
Спустя несколько минут Боб Лантерн осторожно замкнул дверь и вышел опять наружу. Взглянув в окно таверны, находившейся по другую сторону улицы, он заметил там Темперенсу, которая дремала, склонив голову на стол.
— Жалко, очень жалко, что она так невоздержена! — прошептал он. — А между тем едва ли отыщешь другую женщину в пять футов и шесть дюймов ростом!
На городской башне пробило два часа. Продолжая свой путь, Лантерн скоро дошел до величественного здания, обнесенного с лицевой стороны железной решеткой. За решеткой, на крыльце, сидело несколько лакеев, о чем-то болтавших между собой.
Лантерн вступил за решетку и очутился на первой ступеньке крыльца.
— Куда ты, невежда? — вскрикнул на него худощавый жокей.
— Э! Мистер Тюлип! Ужели не узнаешь меня? Ведь я — Боб Лантерн!
— Ба! Муж мистрисс Темперенсы. Боб Лантерн! — закричали лакеи. — Что тебе нужно?
— Хочу видеть управителя, дома он?
— Дома, но он занят.
— Это ничего не значит, по старому знакомству с мистером Патерсоном я вполне надеюсь на прием с его стороны.
— Так проводи его, Тюлип, — сказал один из лакеев. И Боб Лантерн осторожно вошел за жокеем в переднюю, где стояла целая толпа бедняков, с нетерпением выжидавших случая увидеться лично с управителем Патерсоном, который, как человек деловой и, следовательно, всегда занятый, не имел привычки тотчас же удовлетворять желанию просителей.
Между тем жокей доложил Патерсону о приходе Лантерна.
— А! Лантерн! — проговорил управитель. — Введи его.
Страшный ропот и недовольство обнаружились в толпе, заметившей, что опять отдаляется разговор с управителем. Лантерна стеснили и не пропускали в кабинет.
Но Тюлип схватил половую щетку, обмочил ее в грязной воде и брызнул в толпу. Этот маневр был так удачен, что все отступили. А Боб, пользуясь этим обстоятельством, поспешно пробрался в кабинет.
