Юрий Иванов-Милюхин - Казачий дух

И гром не заставил себя ждать. Сначала выстрел прилетел сверху, от того места, на котором притаились дозорные абреки. Скоро оттуда же раздались заполошные вскрики, их перекрыл залп из нескольких ружей сразу. Панкрат с сожалением подумал о том, что молодые казаки не сумели подобраться к горцам незамеченными и там завязалась драка. Очередной выстрел заставил дернуть шкурой казацких скакунов, но теперь его произвел Никита Хабаров, спрятавшийся между валунами. Ищерец перезарядил оружие и нажал на курок еще раз. Грохот от пальбы смешался с ревом воды, он заполнил стесненное скалами пространство, показалось, будто с вершины в пропасть сорвалась лавина из камней, от которой некуда деваться. Панкрат наклонил пику и пустил кабардинца вдоль русла реки, прятаться было уже ни к чему. Картина, которая открылась его взору, поразила своим величием, одновременно порождая тревогу. Оказалось, что это был выход из ущелья, но приведший в опасный тупик. Дальше пропасть расширялась, образовывая каменный мешок с отвесными скалами вокруг. Река растекалась по пространству, усеянному обломками горных пород, чтобы на противоположной стороне собраться в мощный поток и нырнуть под основание скалы. Абреки устроили засаду прямо перед выходом из ущелья, они могли не торопиться с расправой, позволив незваным гостям собраться вместе. И только после этого разделаться с ними без усилий, обрушив на них камнепад, или прицельно выбивая противников из седла.

Атаман вскинул голову, заметил, что на верху неистово сверкают клинки. И вдруг увидел, как одинокая фигура оторвалась от края пропасти и полетела вниз, не касаясь отвесных стен. До слуха донесся крик ужаса, исторгнутый человеком. Тот упал на камни внизу, он был в обычной черкеске, при кинжале на поясе, но казаки сразу признали в нем дагестанца. Несколько обломков сорвались вслед за ним, но они оказались бессильными вызвать обвал. Через минуту еще один горец раскинул руки над бездной, похожий на коршуна в последнем полете, он тоже шмякнулся сырым тестом на дно пропасти. Казаки молча терзали поводья, не в силах помочь своим молодым собратьям, исполняющим наверху смертельный танец. И сколько он продлится, зависело тоже не от них. Панкрат оглянулся на ищерца, продолжавшего держать на прицеле край скалы, наверное, ему было видно, что там происходит. В этот момент Никита Хабаров кого-то подловил, хотя расстояние до вершины было саженей семьдесят, не меньше. Он замер, принуждая конец дула превратиться в железный отросток его руки, затем плавно нажал на курок. И снова большая человеческая птица распушила полы черкески вместе с широкими ее рукавами и запарила в воздухе, не снижая скорости перед приземлением. После выстрела сотник вышел из своего укрытия, поставил ружье прикладом на землю, дунул в ствол и забросил оружие за спину. На его лице отразилось спокойствие.

— Чего зенки разинули? — проходя мимо станичников, засмеялся он. — Закончилась комедь с абреками, теперь надо искать выход из этой мышеловки.

Сверху послышались голоса Чигирьки с Гришкой, они пытались что-то объяснить, показывая на ту сторону каменного мешка, под которую устремлялась речка.

— Не пойму я своего Чигирьку, — дядюка Савелий задрал к небу светлорусую бороду и крикнул. — Чего ты гутаришь, сынок?

Петрашка прислушался тоже, приложив к уху сложенную в раструб ладонь. Когда звонкий голос хорунжего в очередной раз прокатился над ущельем, студент посмотрел на старшего брата:

— Панкрат, стена напротив нас неширокая, Чигирька говорит, что она будет саженей в пятьдесят.

— И что он предлагает, расстрелять ее из ружей? — нахмурился полковник. — Или, может, эту скалу расшибить своими лбами?

— Он показывает на речку, мол, она выбегает с другой стороны горы.

Наурский урядник со свистом соснул воздух через зубы и не утерпел с подковыркой:

— А ты спроси у него, за что он хочет сделать нас плавучими гадами? Если сам орел, то другие пускай поползают, так что-ли?

Панкрат спешился и молча пошел к тому месту под скалой, под которое устремлялась река. Он присел на корточки, начал со вниманием присматриваться к тоннелю, пробитому стремительными струями. Свод его поднимался над водой довольно высоко, но он был с такими острыми выступами, что по коже невольно загуляли мурашки. Если этот потолок и дальше продолжал снижаться к поверхности реки, то разбить о него голову и все тело, не представляло труда. Кроме того, отпугивала неизвестность, таившаяся в черной глубине дыры. Панкрат оглянулся на командиров, сгрудившихся за спиной, за каждым из которых стоял не один десяток воинов, и начал вставать с корточек. Вывод напрашивался сам собой, переправиться всем войском по реке во тьме тоннеля не представлялось возможными. Нужно было искать другие пути выхода из этого каменного мешка. На глаза полковнику попался племянник Тараска, вертлявый как его старший брат Чигирька, он спокойно связывал концы нескольких волосяных арканов в одну длинную веревку.

— Я только попробую, дядюка Панкрат, — как давно решенное дело, объявил он о своем намерении. — Если не получится в один момент перебежать на ту сторону, тогда тяните обратно, пока не захлебнулся.

— А если там очередной каменный мешок? — с недоверием уставился на него атаман. — Куда ты будешь соваться?

— Чигирька кричал, что с той стороны простору поболе.

— А как мы узнаем, проскочил ты чертов тоннель или нет? — тоже воззрился на удальца Захарка.

— Наши разведчики и доложат, им сверху все будет видно.

— Пеший пойдешь или с конем?

— С конем веселее. Станичники тоже, если что, со своими лошадьми не расстанутся.

Атаман покосился на дядюку Савелия, который лишь развел руками. Ни слова не сказав, он снова присел на корточки перед дырой. Он понимал, что сотник вряд ли справился бы с норовом своего сына, который был копией его самого. К тому же, удаль и смелость у казаков всегда были в чести. Между тем Тараска передал конец веревки Петрашке, вскочил на своего кабардинца и тронулся к речке. Перед тем, как войти в поток, он широко перекрестился, крикнул станичникам, остававшимся на берегу:

— Казаки, нашим прадедам тоже было не легче, когда они с фельдмаршалом Суворовым переходили через Альпы.

— Правду говоришь, Тараска, — откликнулись терцы.

— А чем я хуже своих предков и родного отца-удальца? — молодец прикрепил пику к седлу и заломил папаху на затылок. — И я эту скалу пройду насквозь.

— Любо! Любо!

— Отцу и сыну!

Тараска огрел нагайкой взвившегося было под ним на дыбы скакуна, заставив того с долгим всхрапом ринуться в поток. Через мгновение обоих поглотила клокочущая бездна. Кольца каната в руках Петрашки, конец которого был привязан к его седлу, начали быстро разматываться. Казаки застыли в напряженном ожидании, лица их стали похожими на обличье каменных идолов, украшавших вершины степных курганов. Не видно было на краю пропасти и Чигирьки с Гришкой, побежавших высматривать казака-удальца. Скоро в руках Петрашки от всего мотка, состоящего из пяти веревок, осталась лишь тройка витков. Панкрат с тревогой посмотрел на младшего своего брата, собираясь отдавать приказ, чтобы он приготовился погнать коня в направлении, обратном течению реки. Слишком много времени прошло с того момента, когда Тараска нырнул в омут. И тут волосяной канат немного ослаб, почувствовалось, что на другом его конце никто не привязан. Студент дернул веревку на себя, начал наматывать ее на локоть, ему бросился помогать Захарка. На краю пропасти показались разведчики, снова звонкий голос одного из них попытался достигнуть слуха станичников.