Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

Из монастыря позвали Сергия хоронить родителей. Утром преставился отец, к вечеру, не переживя его и на день, угасла мать. Отпевать родителей приехали старец Даниил и ростовский владыка. Похоронили усопших, помянули их скромными поминками, остался Сергий со старцем и владыкой наедине.

Вот и открылось, на что готовили послушника.

— Как жить мыслишь? — спросил владыка. Сергий опустился на колени перед владыкой, молитвенно сложил руки.

— Благослови, отец, на иноческий путь!

— Наслышан, что грамоту ты разумеешь. Можешь читать старинные книги, научен переписывать, разумеешь по-гречески и латыни...

Однако владыка не спешил с благословением и чего-то не договаривал.

— Раздумчив юноша...— заметил старец Даниил.— Мыслю, что и тяжелый урок может принять!

— Отец твой, юноша, был княжьим мужем,— сказал владыка.— Ему не пришлось обнажить меч на супостата. Л что может значить меч в одной руке? Чтобы повернуть извечного супостата, ордынских грабежников, нужно великое воинство. Воинов вырастить надобно, тогда уж...

Владыка не договорил. Замолк. Вступил старец:

— Помнишь ли, юноша, что я тебе говорил о единстве? Урок тебе выпадет не на час, не на день, не на год! На всю жизнь!

— Готов к черной работе!

— Без черной работы нет и светлой! — назидательно заметил владыка.

— А я мыслю,— возразил старец,— нет черной работы! Всякая работа — свет, плод разума и благословение господа, которое он дал людям в отличие от всех иных тварей. Если ты исповедуешь учение, если ты хочешь, чтобы следовали твоему учению, то прежде исполни сам то, чему учишь! В откровенных беседах ты, юноша, поведал мне свое желание послужить изгнанию супостатов, терзателей наших, с нашей земли. Так ли это, юноша? Готов ли ты грозно и верно блюсти свое желание?

Сердце у юноши сжималось, горло сдавили спазмы, слова не выговоришь. Ниже опустил голову.

— Ныне идут и идут люди с южных окраин... Идут с земли черниговской, рязанской, пронской, муромской, из-под Киева, с Волыни, из Галича... Скудна земля в северных волостях. Засорена валунами, вся поросла лесом. Жрет гнус. Твой долг — идти наперед других.

Владыка не все открыл юному Сергию. Не объяснил, что северные земли давно привлекли внимание церковных иерархов. Земля ничья, земля просторная, но как закинуть в такую глубь монастырь, если нет там земледельца? Но и земледелец не пойдет в даль от погостов, от водных путей и от церкви. Допреж того, как ставить церковь, нужен монастырь, силой монаха не пошлешь. Нужен личный пример, юный Сергий обнадеживал своей восторженностью. Переселение на север имело дальний смысл. Там, на севере, родятся и вырастут русские люди, не напуганные ордынцем. Новое поколение русских, не слышавших свиста ордынской стрелы, не знающих ордынской нагайки. Там, в кузницах северных селений, ковать оружие и готовить воинство тайно от Орды. Там растить хлеб для того воинства, ибо близился грозный час.

Сергий принял постриг. Прошло с той поры двенадцать лет.

Давно преставился старец Даниил, завещав свой труд в Сергиев монастырь по переводу старинных рукописей, по своду их в единую летопись русских княжеств. Преставился и ростовский владыка, покровитель Сергия, и самого Сергия ставили во владыки. Отказался — иной путь его подвига.

«Прежде сам исполни то, чему учишь!» Навеки запечатлелись слова наставника, и Сергий не отступал от этого завета мудрого учителя.

Великому князю владимирскому Симеону Гордому наследовал его брат Иван Иванович. Без ханского ярлыка он не князь. Архиепископ владимирский Алексей провозгласил в соборе Михаила Архангела в граде Москва великим князем Ивана, нарекая его Иваном Вторым. Но каждый, кто был в храме, и бояре и князья, знали, что это еще не означает, что Ивану быть великим князем. Надо идти в Орду, нести богатые дары хану, отдать выходы, просить униженно ярлыка.

Князь Иван собирался в Орду как на верную смерть. Не ему первому пролегал этот страдный путь унижения, путь в неведомое, ибо от каприза хана зависел не только титул великого князя, зависела и жизнь. И немало уже русских князей пало в Орде мученической смертью. Ныне, после того как князь Симеон вознес Москву над соседями, идти вдвойне опасно. Тверские, суздальские, рязанские соседи ревнуют к Москве, плетут клевету.

Князь Иван написал духовную. Завещал своей супруге, дочери брянского князя Михаила, в крещении Александре, блюсти пуще ока малолетку сына Дмитрия. Распределил имущество и земли и отъехал из Москвы в Троицкий монастырь к настоятелю Сергию исповедоваться и причаститься, послушать напутное слово.

— Прежде сам исполни то, чему учишь!— с этого изречения Сергий и начал свой ночной разговор с князем Иваном.

Знал он характер князя, пристально следил за всеми тремя сыновьями Калиты. Смерть, однако, неотменима и неподвластна человеку. Остался на княжении милый стеснительный юноша, мужем его назвать в его двадцать семь лет не поворачивался язык. Запоздалое юношество, дети пошли, а все не муж.

Медлительный, раздумчивый, ленивый на движения, получил он огненную жену. Огонь и вода не живут вместе, а им жить, сожительство их скреплено церковью, и он, Сергий, обязан блюсти это скрепление. Княгиню, чтобы держать, надо осмолить рукавицы, в руках должна быть мужская сила. Иван склонен к словам, руки у него слабые.

— Идешь ты, князь,— наставлял Сергий,— к царям могущественным и капризным. Идешь к царям, предел царству которым положен их невежеством и дикостью. Саблей рубить — ума не нужно, потому и раздвинули их прадеды царство на необозримые просторы. Удержать эти царства им не дано. Сила их тает, твоя собирается. Но скажи мне, князь, ты начитан в старинных книгах, справедливо ли, чтобы умный человек, вооруженный мудростью, не мог уладиться с невежеством? Скажу попроще! Что стоит твоя мудрость, если не может разрушить хитрости и козни невежества?

— Я не о книгах к ним иду спорить!

— С невежеством не спорят, князь, с невежеством соглашаются, но делают по-своему. Скажи, князь, что дороже: поклон невеже или спокойствие в Москве и в городах? Город поставить, людьми заселить, людей накормить — надо много положить труда.

Князь и Сергий шли по тропке между кельями. Сергий перебирал в руке четки. Обронил их. Князь торопливо нагнулся и поднял четки. Взгляды их встретились, месяц и звезды озаряли тропку. Иван увидел на лице у Сергия улыбку.

— Как же, князь, легок поклон до земли? Не правда ли? Невежество спесиво, спесь, как и железо, гнется тяжко!

Иван понял урок и тоже улыбнулся.

— Невежество, князь, всегда спесиво. Не имея ума быть выше других, оно любит зримое и ощутимое обрамление своей власти. Невежество придумывает для себя пышные титулы, надеясь их пышностью заменить разум, невежество любит блеск золота, полагает, что на золотом троне оно прочнее сидит, чем на деревянной лавке. Невежество знает, что люди льстивы, оно знает, что льстят из страха и корысти, но приемлет лесть, радуется лести, само себя убеждает, что и в лести правда! Оттого и беспощадно невежество к правде, к слову правды о своем бессилии. Поклонись, князь, хану. Низко кланяются в Орде сейчас суздальские твои дяди и братья. А ты поклонись ниже! Тебе это легче, в тебе меньше спеси и больше ума. И тут ты одержишь первую свою победу! Москва — новый город, Москве не в укор низкий поклон, Москве предназначено положить на плечи врагов свою тяжелую руку!