Генри Райдер Хаггард - Собрание сочинений в 10 томах. Том 1
Почти умирая от жажды, я выпил добрую пинту воды и после этого почувствовал себя другим человеком.
Марут выпил остальное.
Потом кубок снова был наполнен для троих белых кенда, и Симба снова попробовал воду.
Когда наша жажда была утолена, нам привели лошадей, маленьких послушных животных с овечьими шкурами вместо седел и ременными петлями вместо стремян.
На них мы в продолжение трех часов ехали по равнине, окруженные сильным эскортом. По обе стороны каждой нашей лошади шло по вооруженному черному кенда, державшему ее на поводу. Это была предосторожность на случай попытки к бегству с нашей стороны.
Мы проехали несколько деревень, где женщины и дети сбегались смотреть на нас.
По сторонам дороги тянулись тучные нивы с почти созревшими злаками разных сортов.
Жатва обещала быть обильной. Из некоторых домов слышался плач. Очевидно, оплакивали павших в утреннем сражении.
Потом мы ехали большим лесом, состоявшим из роскошных деревьев, из которых многие были неизвестной мне породы. Выйдя из леса и проехав еще некоторое время хлебными полями, мы наконец въехали в столицу черных кенда, называемую городом Симбы. Это было большое поселение, несколько отличавшееся от других африканских городов, окруженное глубоким рвом, наполненным водой.
Через ров было перекинуто несколько мостов, которые легко разбирались в случае опасности.
Проехав через восточные ворота, мы очутились на широкой улице, где собралась толпа жителей, уже знавших об утреннем сражении.
Они сжимали кулаки и шептали проклятия, относящиеся к Маруту и его товарищам.
На меня черные кенда смотрели скорее с удивлением, не без примеси некоторой доли страха. Проехав еще с четверть мили, мы через ворота попали в нечто, похожее на южно-африканские краали для скота, окруженное сухим рвом и деревянным палисадом, наружная часть которого была обсажена зеленью. Пройдя еще одни ворота, мы очутились у большой хижины или дома, построенного по образцу других домов города.
Это был дворец короля Симбы.
За дворцом находилось еще несколько домов, где жила королева и другие женщины.
Справа и слева от дворца стояли два дома. Один служил помещением для стражи, в другой были проведены мы. Это было довольно удобное жилище площадью около тридцати квадратных футов, но состоящее всего из одной комнаты. Позади него находилось несколько хижин, служивших для кухни и для других целей. В одну из них были помешены трое белых кенда.
Немедленно после нашего прибытия нам была принесена пища: жареный ягненок и кушанье из вареных колосьев, кроме того, вода для питья и умывания в кувшинах, сделанных из высушенной на солнце глины.
Я ел с большим аппетитом, так как почти умирал от голода.
Потом, видя бесполезность всяких предосторожностей в случае нападения на нас, я растянулся на матраце, лежавшем в углу комнаты, натянул на себя кожаный ковер и крепко уснул, передав свою защиту в руки Провидения.
Глава XII. Первое проклятие
На следующее утро меня разбудил солнечный луч, упавший на мое лицо через оконное отверстие, загороженное деревянной решеткой. Я лежал еще некоторое время, припоминая события предыдущего дня.
Итак, я был пленником дикого народа, имевшего достаточно оснований ненавидеть меня: я убил многих из их числа, хотя и делал это исключительно с целью самозащиты.
Правда, их король обещал нам неприкосновенность, но разве можно было положиться на слово такого человека?
Если случай не спасет нас, без сомнения, дни наши сочтены. Рано или поздно мы будем убиты тем или иным способом.
Единственным удовлетворительным обстоятельством было то, что лорду Регноллу и Сэвиджу удалось спастись.
Я был уверен, что они спаслись, потому что двое людей, сидевших на верблюдах и взятых с нами в плен, говорили Маруту, что они видели их скачущими в толпе всадников целыми и невредимыми.
По всей вероятности, они теперь оплакивают мою смерть, так как откуда им знать о нашем плене, столь несовместимом с обыкновением черных кенда?
Я не знал, на что они решатся, когда Регнолл увидит, что его смелая попытка оказалась напрасной, как, впрочем, я и думал. Единственное, что им оставалось, это попытаться бежать назад; но это было очень трудно.
Оставался еще Ханс. Тот, конечно, попытается вернуться нашим прежним путем, так как он никогда не забывал дороги, по которой однажды ездил. Через несколько недель от него в пустыне останется лишь кучка костей. Может быть, как он и полагал, он ушел уже к моему отцу и рассказывал ему теперь об этих событиях у веселого огня где-то в далеком неведомом краю. Бедный Ханс!
Я открыл глаза и огляделся вокруг себя.
Первое, что я заметил, было исчезновение моего двуствольного пистолета и большого складного ножа. Я был теперь окончательно обезоружен. Потом я увидел Марута, сидевшего на полу и погруженного в молитву или глубокое раздумье.
— Марут, — сказал я, — кто-то был здесь ночью и похитил мой пистолет и нож.
— Да, господин, — ответил он, — и мой нож тоже исчез. Я видел, как в полночь двое людей, крадучись как кошки, вошли сюда и обыскали все углы.
— Почему же ты не разбудил меня?
— Что было пользы, господин? Если бы мы оказали сопротивление, нас убили бы сразу. Лучше было не препятствовать им взять эти вещи, которые все равно бесполезны для нас.
— Пистолет бы мог оказать нам хорошую услугу, — многозначительно сказал я.
— Да, но и без него мы, когда понадобится, можем найти способ умереть.
— Ты думаешь, что Харут не знает о том, что мы в плену? Ведь курение, которое вы мне давали в Англии, могло бы указать ему…
— Это курение — пустая вещь, мой господин; оно на мгновение затемнило твой рассудок и помогло тебе видеть то, что было в нашем уме. Мы нарисовали картины, которые ты видел.
— А! — воскликнул я. — Значит, здесь было простое внушение. Тогда, безусловно, нас считают мертвыми и нам остается надеяться только на самих себя.
— И на Дитя, — мягко вставил Марут.
— Ну вот! — раздраженно воскликнул я. — После сказанного о вашем курении ты ожидаешь от меня веры в ваше Дитя? Кто или что это Дитя, и что оно может сделать? Ты можешь сказать мне чистую правду, потому что все равно нам скоро перережут глотки.
— Кто и что Дитя, я не могу сказать, ибо я сам не знаю этого. Но уже целые тысячелетия наш народ поклоняется ему, и мы верим, что наши отдаленные предки, изгнанные из Египта, принесли его в нашу страну. У нас есть свитки, на которых все записано, но мы не умеем их читать. Оно имеет своих наследственных жрецов, глава которых — мой дядя, Харут. Я вам еще не говорил, что он мой дядя. Мы верим, что Дитя — бог, или, вернее, символ, в котором живет бог, и что он может спасти нас в этом и в будущем мирах. Мы верим, что через оракула — женщину, которая называется Стражем Дитяти, — оно может предсказывать будущее и посылать благословения и проклятия на нас и наших врагов. Когда оракул умирает, мы становимся беспомощными, так как Дитя теряет язык, и наши враги начинают одолевать нас. Так было недавно, пока мы не нашли нового оракула.
