Графиня де Монсоро - Дюма Александр
Услышав шум, Диана погасила светильник и открыла окно, чтобы закрепить лестницу.
Это было делом одной минуты.
Диана окинула взором площадь, внимательно обследовав все углы и закоулки.
Площадь показалась ей безлюдной.
Тогда она сделала знак Бюсси, что он может подниматься. Увидев этот знак, Бюсси стал взбираться по лестнице, шагая через две перекладины. Их было десять, поэтому на подъем потребовалось всего пять шагов, то есть пять секунд.
Момент был выбран очень удачно, потому что в то время, как Бюсси поднимался к окну, господин де Монсоро, более десяти минут терпеливо подслушивавший у дверей жены, с трудом спускался по лестнице, опираясь на руку доверенного слуги, который с успехом заменял Реми всякий раз, когда дело шло не о перевязках и не о лекарствах.
Этот двойной маневр, словно согласованный умелым стратегом, был выполнен так точно, что Монсоро открыл дверь на улицу как раз в то мгновение, когда Бюсси втянул лестницу и Диана закрыла окно.
Монсоро вышел на улицу. Но, как мы уже сказали, она была пустынна, и граф ничего не увидел.
– Может быть, тебе дали неверные сведения? – спросил Монсоро у слуги.
– Нет, монсеньор, – ответил тот. – Я уходил из Анжуйского дворца, и старший конюх, мы с ним приятели, сказал мне совершенно точно, что монсеньор герцог приказал оседлать к вечеру двух коней. Разве только он собирался в какое-нибудь другое место ехать, а не сюда.
– Куда ему еще ехать? – мрачно сказал Монсоро.
Подобно всем ревнивцам, граф не представлял себе, что у всего остального человечества могли найтись иные заботы, кроме одной – мучить его.
Он снова оглядел улицу.
– Может, лучше мне было остаться в комнате Дианы, – пробурчал он. – Но они, вероятно, переговариваются сигналами. Она могла бы предупредить его, что я там, и тогда я бы ничего не узнал. Лучше сторожить снаружи, как мы договорились. Ну-ка, проведи меня в то укромное место, откуда, по-твоему, все видно.
– Пойдемте, сударь, – сказал слуга.
Монсоро двинулся вперед, одной рукой опираясь о руку слуги, другой – о стену.
И действительно, в двадцати – двадцати пяти шагах от двери дома, в направлении Бастилии, лежала большая груда камней, оставшихся от разрушенных домов. Мальчишки квартала использовали ее как укрепления, когда играли в войну, игру, ставшую популярной со времен войн арманьяков и бургиньонов.
Посреди этой груды камней слуга соорудил что-то вроде укрытия, где без труда могли спрятаться двое.
Он расстелил на камнях свой плащ, и Монсоро присел на него.
Слуга расположился у ног графа.
Возле них на всякий случай лежал мушкет.
Слуга хотел было поджечь фитиль, но Монсоро остановил его.
– Погоди, – сказал он, – еще успеется. Мы выслеживаем королевскую дичь. Всякий, кто поднимет на нее руку, карается смертной казнью через повешение.
Он переводил свой взгляд, горящий, словно у волка, притаившегося возле овчарни, с окна Дианы в глубину улицы, а оттуда на прилежащие улицы, ибо, желая застигнуть врасплох, боялся, как бы его самого врасплох не застигли.
Диана предусмотрительно задернула плотные гобеленовые занавеси, и лишь узенькая полоска света пробивалась между ними, свидетельствуя, что в этом совершенно темном доме теплится жизнь.
Монсоро не просидел в засаде и десяти минут, как из улицы Сент-Антуан выехали два всадника.
Слуга не произнес ни слова и лишь рукой указал в их сторону.
– Да, – шепнул Монсоро, – вижу.
Возле угла Турнельского дворца всадники спешились и привязали лошадей к железному кольцу, вделанному для этой цели в стену.
– Монсеньор, – сказал Орильи, – по-моему, мы приехали слишком поздно. По всей вероятности, он отправился прямо из вашего дворца, опередив вас на десять минут. Он уже там.
– Пусть так, – сказал принц, – но, если мы не видели, как он вошел, мы увидим, как он выйдет.
– Да, но когда это будет? – сказал Орильи.
– Когда мы захотим, – сказал принц.
– Не сочтете ли вы за нескромность с моей стороны, если я спрошу, как вы собираетесь этого добиться, монсеньор?
– Нет ничего легче. Один из нас, ты, например, постучит в дверь, под предлогом, что пришел осведомиться о здоровье господина де Монсоро. Все влюбленные боятся шума, и, стоит тебе войти в дом, он тотчас же вылезет в окно, а я, оставаясь здесь, увижу, как он улепетывает.
– А Монсоро?
– Что он, черт побери, может сказать? Он мой друг, я обеспокоен, я прислал узнать о его здоровье, потому что днем мне показалось, что он плохо выглядит. Нет ничего проще.
– Как нельзя более хитроумно, монсеньор, – сказал Орильи.
– Ты слышишь, что они говорят? – спросил Монсоро слугу.
– Нет, монсеньор, но, если они будут продолжать разговор, мы обязательно их услышим, потому что они идут в нашу сторону.
– Монсеньор, – сказал Орильи, – вот груда камней, которая словно нарочно тут положена, чтобы вашему высочеству за ней спрятаться.
– Да. Но постой, может, удастся что-нибудь разглядеть в щель между занавесками.
Как мы уже сказали, Диана снова зажгла светильник, и из комнаты пробивался наружу слабый свет. Герцог и Орильи добрые десять минут вертелись так и сяк, пытаясь найти ту точку, откуда их взгляды могли бы проникнуть внутрь комнаты.
Во время этих эволюций Монсоро кипел от негодования, и рука его то и дело хваталась за ствол мушкета, гораздо менее холодный, чем она.
– О! Неужели я вынесу это? – шептал он. – Проглочу еще и это оскорбление? Нет, нет! Терпение мое иссякло. Разрази господь! Не иметь возможности ни спать, ни бодрствовать, ни даже болеть спокойно из-за того, что в праздном мозгу этого ничтожного принца угнездилась позорная прихоть! Нет, я не угодливый слуга, я граф де Монсоро! Пусть он только пойдет в эту сторону, и, клянусь честью, я всажу ему пулю в лоб. Зажигай фитиль, Рене, зажигай!
Именно в это мгновение принц, видя, что проникнуть взглядом за занавески невозможно, вернулся к своему первому плану и собрался уже было спрятаться за камнями, пока Орильи пойдет стучать в дверь, как вдруг Орильи, позабыв о разнице в положении, схватил его за руку.
– В чем дело, сударь? – спросил удивленный принц.
– Идемте, монсеньор, идемте, – сказал Орильи.
– Но почему?
– Разве вы не видите? Там, слева, что-то светится. Идемте, монсеньор, идемте.
– И верно, я вижу какую-то искорку среди тех камней.
– Это фитиль мушкета или аркебузы, монсеньор.
– А! – произнес герцог. – Кто же, черт побери, может там прятаться?
– Кто-нибудь из друзей или слуг Бюсси. Удалимся, сделаем крюк и вернемся с другой стороны. Слуга поднимет тревогу, и мы увидим, как Бюсси вылезет из окна.
– И верно, твоя правда, – сказал герцог. – Пойдем.
Они перешли через улицу, направляясь туда, где были привязаны их лошади.
– Уходят, – сказал слуга.
– Да, – сказал Монсоро. – Ты узнал их?
– Я почти уверен, что это принц и Орильи.
– Так оно и есть. Но сейчас я удостоверюсь в этом окончательно.
– Что вы собираетесь делать, монсеньор?
– Пошли!
Тем временем герцог и Орильи свернули в улицу Сен-Катрин с намерением проехать вдоль садов и возвратиться обратно по бульвару Бастилии.
Монсоро вошел в дом и приказал заложить карету.
Случилось то, что и предвидел герцог.
Услышав шум, который произвел Монсоро, Бюсси встревожился: свет снова погас, окно открылось, лестницу опустили, и Бюсси, к своему великому сожалению, был вынужден бежать, как Ромео, но, в отличие от Ромео, он не увидел первого луча занимающегося дня и не услышал пения жаворонка.
В ту минуту, когда он ступил на землю и Диана сбросила ему лестницу, из-за угла Бастилии появились герцог и Орильи.
Они еще успели заметить прямо перед окном Дианы какую-то тень, словно висящую между небом и землей, но почти в то же мгновение тень эта исчезла за углом улицы Сен-Поль.
– Сударь, – уговаривал графа де Монсоро слуга, – мы поднимем на ноги весь дом.
