Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
– Ну, а все-таки?
– Может быть, больше, а может быть, и меньше недели.
Герцог де Шато-Мальи призадумался.
На рассвете они подъехали к Шарантонскому мосту.
– Вот, – сказал Вантюр, – пять лет тому назад в эту самую реку была брошена одна из особ, желающих во что бы то ни стало расстроить ваш брак с сеньоритой Концепчьоной.
– И эта особа не утонула?
– Нет. Это был молодой человек, у которого достало присутствия духа распороть мешок ножом, вылезти из него и приплыть к ивняку, за который он и уцепился. Видите, ваше сиятельство, что с такими опасными людьми нужно действовать осторожно.
Немного спустя после этого они въехали в Париж.
Все спало еще в отеле Шато-Мальи, когда воротился домой герцог. Он не хотел будить прислугу и спросил только у швейцара, воротился ли его камердинер.
Слезая с козел, Вантюр шепнул герцогу:
– Не доверяйте никому из вашей прислуги.
– Даже камердинеру? – спросил герцог.
– Ему больше, чем кому-нибудь, мне что-то очень не нравится его рожа.
– Хорошо, – пробормотал герцог, и в его голове промелькнуло подозрение.
Герцог вошел в спальню на цыпочках, чтобы не разбудить Цампу.
Он чувствовал потребность остаться одному и обдумать слова нового кучера. Комната была освещена первыми лучами солнца, и герцог увидел лежавшее на столе письмо с широкой печатью и гербом герцога де Салландрера.
Шато-Мальи быстро сломал печать и, пробежав письмо глазами, мгновенно побледнел, зашатался и выронил его из рук.
Герцог де Салландрера писал:
«Герцог, одно непредвиденное обстоятельство вынуждает меня предпринять небольшое путешествие, а мою жену и дочь отказаться от затеянных нами планов с замужеством нашей дочери.
Прошу вас не настаивать больше на этом предмете и верить уважению к вам герцога де Салландрера».
Это был формальный, короткий и чрезвычайно вежливый отказ.
Герцогу де Шато-Мальи показалось, что земля расходится под его ногами, однако он не вскрикнул и не свалился с ног, так как в его голове быстрее молнии промелькнула надежда. Эта надежда покоилась на Ван-тюре, и присутствие духа мгновенно возвратилось к нему.
Он поднял с пола письмо и конверт и, выйдя на цыпочках из спальни, пошел в конюшню. Вантюр ворчал здесь на неуклюжего конюха, который в эту минуту чистил только что воротившихся лошадей. Приметив необыкновенную бледность герцога, Вантюр тотчас же догадался, что его барин получил дурные вести. По знаку герцога он вышел из конюшни и при этом сказал конюху:
– Жан, вы совершенно не знаете своего дела и чистите чистокровных лошадей, как каких-нибудь кляч. Вы можете искать себе другое место, так как я отказываю вам.
– Как угодно! – ответил нахально конюх, не приметив герцога.
Войдя в стойло к своей любимой лошади, герцог подозвал к себе Вантюра и подал ему письмо.
– Ваше сиятельство! – прошептал Вантюр, прочитав письмо. – Это, конечно, настоящий отказ, но не беспокойтесь… Дело поправится.
– Но ведь это просто неслыханная вещь, – возразил герцог. – Что же могли наговорить на меня герцогу де Салландрера?..
– Они сделали свое дело, как мы сделаем свое. Кто принес вам это письмо?
– Вероятно, мой камердинер.
– Цампа?
– Да, вчера – после нашего отъезда.
– Ну, в таком случае ясно, что ваш камердинер обманывает вас.
– Цампа?
– Да.
– Из чего же вы это заключили?
– Взгляните хорошенько на печать. Герб несколько стерт…
– Действительно.
– Письмо запечатано повторно, чрезвычайно искусно и ловко, так что только знаток может заметить это.
– Следовательно, Цампа меня обманывает?
– Без всякого сомнения, ваше сиятельство.
– Ради кого же?
– Почем я знаю!? Всего вероятнее, что ради ваших тайных врагов, которые перехватывают письма графини Артовой и крадут бумаги у ваших курьеров… Но они, наверное, не знали бы ни о переписке графини с герцогом де Салландрера, ни о курьере, отправленном в Одессу, если бы не сообщал им этого кто-нибудь из ваших приближенных.
– Совершенно справедливо.
Тут герцогу припомнилась сгоревшая рукопись, и он не мог больше сомневаться, что Цампа с намерением поджег комнату.
– Я тотчас же прогоню этого негодяя! – сказал он в порыве негодования.
– Не делайте этого ни под каким видом! – возразил Вантюр.
– Отчего?
– Потому что он может быть полезен вам.
– Полезен… такой негодяй? Вантюр улыбнулся.
– Если бы ваше сиятельство, – сказал он, – пожили подобно мне с мошенниками, так вы бы узнали, какую пользу можно извлечь из тайного врага.
– Делайте, что хотите, – проговорил герцог.
– Извините, ваше сиятельство, но вы будете делать то, что я вам скажу.
– Хорошо, говорите.
– Идите в спальню и ложитесь в постель. Когда войдет камердинер, то притворитесь, что вы в сильном отчаянии.
– А потом?
– Больше ничего. Я беру на себя Цампу.
– Должен ли я писать герцогу де Салландрера?
– Нет.
– Но ведь он уезжает?
– Пусть едет!
– Я не понимаю…
– И не нужно, – ответил дерзко Вантюр, сознавая, что становится необходимым герцогу. – Я знаю, что нужно делать. Притом же вашему сиятельству небезызвестно, что мне будет очень выгодно, если вы женитесь на сеньорите Концепчьоне.
– Совершенно справедливо, – заметил герцог, начиная глубоко и слепо верить в своего помощника, который явился к нему так неожиданно.
Он ушел из конюшни вместе с Вантюрем. Через несколько минут туда пришел Цампа и, подойдя к конюху, таинственно подмигнул ему.
– Ну что? – спросил он.
– Дело сделано, – ответил конюх.
– Тебе отказали?
– Наотрез.
– Очень хорошо. Я поговорю о тебе с герцогом, и он опять возьмет тебя через неделю! Вот твои десять луидоров.
Конюх положил деньги в карман и, посмотрев на Цампу, спросил:
– На кой черт обещали вы мне десять луидоров?
– Я хочу поставить на твое место своего родственника.
– А! Ну а если он не сойдет с него через неделю?
– Сойдет, так как его сделают кучером вместо англичанина, которому откажут.
Конюх вполне удовольствовался этим объяснением и отвесил Цампе низкий поклон.
Почти в это самое время Рокамболь сидел у сэра Вильямса и рассказывал ему о своем свидании с Концепчьоной и о сцене, происшедшей между молодой девушкой и герцогом де Шато-Мальи в присутствии ее отца, спрятанного в уборной.
«Следовательно, Шато-Мальи положительно пропал?» – написал Вильямс на доске.
– Окончательно, чему доказательством служит письмо, написанное вчера вечером герцогом де Салландрера.
«А Концепчьона уверена, что отец повезет ее во Франш-Конте?»
– Еще бы, вот его письмо к моему вселюбезнейшему и глупейшему зятю Фабьену.
