Кэтрин Нэвилл - Восемь
Но Соларин продолжал напряженно смотреть на меня, держа руки на штурвале. И вдруг он наклонился ко мне… Его губы были теплыми, вода с его волос капала мне на лицо. О нос судна разбилась новая волна, и брызги снова окатили нас с головы до ног холодными, жалящими струями. Соларин прислонился к штурвалу и прижал меня к себе. Мокрая рубашка липла к моей коже, но от его рук исходило тепло. Он снова поцеловал меня, и на этот раз поцелуй длился долго. Наш кораблик скакал по волнам, палуба под нами ходила ходуном. Наверное, поэтому у меня так кружилась голова. Его тепло проникало в меня все глубже и глубже, я не могла пошевелиться… Наконец Соларин отстранился от меня и с улыбкой заглянул в мои глаза.
— Если я буду продолжать в том же духе, мы точно утонем, — произнес он, но его губы по-прежнему были рядом с моими. Он неохотно снял руки с моих плеч и снова взялся за штурвал. Лицо Соларина помрачнело. — Спустись лучше вниз, — рассеянно проговорил он, раздумывая о чем-то и больше не глядя на меня.
— Попробую найти что-нибудь, чтобы перевязать тебе голову, — сказала я и тут же разозлилась на себя, потому что получился какой-то невнятный лепет.
Море все еще бушевало, вокруг нас вздымались темные горы воды, но это не объясняло того чувства, которое охватывало меня, когда я смотрела на мокрые волосы и мускулистое тело Соларина, особенно там, где к нему прилипла мокрая рубаха.
Когда я спускалась вниз, меня все еще трясло. Разумеется, думала я, эти объятия были не более чем пылким проявлением благодарности. Но тогда почему у меня так кружится голова? Почему я до сих пор вижу перед собой его прозрачные зеленые глаза, так ярко вспыхнувшие перед тем, как он поцеловал меня?
В тусклом свете, льющемся из иллюминатора, я стала пробираться по каюте. Гамак оборвался, и Лили сидела в углу, держа на коленях перепачканного Кариоку. Он прижался лапами к ее груди и пытался облизать ей лицо. При моем появлении маленький песик оживился и немного повеселел. По колено в воде я бродила туда-сюда по каюте, вытаскивала из воды какие-то вещи и бросала их в раковину.
— Ты в порядке? — окликнула я Лили.
В каюте воняло рвотой, и я старалась не слишком присматриваться к воде под ногами.
— Мы умрем, — стонала Лили. — Господи! После того, через что нам пришлось пройти, мы умрем! И все из-за этих проклятых фигур!
— Где они? — воскликнула я в панике, испугавшись, что мои кошмары могут превратиться в реальность.
— Здесь, в мешке, — сказала она и вытащила из воды большую сумку. Оказывается, Лили сидела на ней. — Когда судно накренилось, они пролетели через всю каюту, прямо в меня, и гамак упал. У меня теперь синяки по всему телу…
Ее лицо было залито слезами и потеками грязной воды.
— Я уберу их. — Схватив сумку, я засунула ее под раковину и закрыла дверь шкафчика. — Думаю, мы продержались. Шторм идет на убыль, но Соларину досталось по голове. Мне надо найти что-нибудь, чтобы промыть рану.
— В гальюне были какие-то медикаменты, — сказала Лили, пытаясь встать на ноги. — Господи! Меня опять тошнит.
— Лучше попробуй лечь, — сказала я. — По-моему, верхняя койка промокла не так сильно, как все остальное. А я пойду оказывать первую помощь.
Когда я вернулась из крошечного туалета, раскопав в его руинах аптечку, Лили лежала на верхней койке и тихонько постанывала. Кариока пытался пристроиться у нее под боком, чтобы согреться. Я потрепала обоих по мокрым головам и отрпавилась обратно, стараясь не упасть со ступенек, когда судно сильно накренялось.
Небо прояснилось и стало цвета молочного шоколада, вдалеке на воде уже играли солнечные блики. Может быть, самое плохое и правда позади? Заняв место рядом с Солариным, а почувствовала, как меня охватывает облегчение.
— Сухого бинта нет, — сказала я, открывая промокшую аптечку. — Зато имеются йод и ножницы…
Соларин посмотрел, выбрал толстый тюбик какой-то мази и вручил его мне, так и не подняв на меня глаз.
— Можешь помазать этим, — сказал он, снова глядя на волны и расстегивая одной рукой пуговицы на рубашке. — Это поможет продезинфицировать рану и слегка остановит кровь. Потом порви мою рубашку на бинты…
Я помогла ему снять рубашку. Соларин по-прежнему не отрывал глаз от моря. Я ощущала тепло его кожи всего в нескольких дюймах от себя и очень старалась не думать об этом.
— Шторм стихает, — произнес он задумчиво. — Но у нас большие неприятности. Кливер разорван в клочья, гик сломан. Мы не сможем добраться до Марселя. Кроме того, мы сбились с курса, мне надо определить, где мы. Как только ты сделаешь мне перевязку, возьмешь штурвал, а я взгляну на карту.
Его лицо было похоже на маску, когда он снова уставился в море. Я старалась не смотреть на его обнаженное до пояса тело. Что со мной происходит? Я должна бы сходить с ума от пережитого ужаса, а думаю только о тепле его губ, о цвете глаз, которые смотрели на меня…
— Если мы не попадем в Марсель, самолет улетит без нас? — спросила я, усилием воли заставив себя вернуться к действительности.
— Да, — ответил Соларин, странно улыбаясь и продолжая смотреть вперед. — Какое невезение. Нам придется зайти в какой-нибудь порт, чтобы отремонтировать судно. Мы можем застрять там на несколько месяцев, без каких-либо шансов выбраться.
Я стояла на коленях на скамье и смазывала ему голову, а он все говорил:
— Жуть… Что ты будешь делать с сумасшедшим русским, которому нечем развлечь тебя, кроме как шахматами?
— Значит, я научусь играть, — сказала я и принялась накладывать повязку.
— Перевязка может подождать, — сказал он и схватил меня за запястья.
В одной руке у меня был тюбик с мазью, в другой — обрывки рубашки. Соларин заставил меня встать на скамью, обвил руками мои колени и перекинул меня через плечо, как мешок с картошкой. Корабль, потеряв управление, закачался на волнах, а Соларин перешагнул через скамью и спустился с мостика.
— Что ты делаешь? — засмеялась я.
Мое лицо прижималось к его спине, кровь прилила к голове.
Он осторожно опустил меня на палубу. У наших босых ног плескалась вода, палуба ходила ходуном, а мы стояли лицом друг к другу, пытаясь не упасть.
— Я собираюсь показать тебе, что еще умеют русские шахматисты, — произнес он, глядя на меня.
Его серо-зеленые глаза больше не смеялись. Он прижался губами к моим губам. Я ощущала жар его обнаженного тела через влажную ткань рубашки. Соленая вода потекла с его волос мне в рот, когда он принялся целовать мои глаза, лицо. Его руки перебирали мои влажные волосы. Несмотря на холодный компресс промокшей одежды, мне вдруг стало жарко, я таяла, словно лед на теплом летнем солнце. Схватив его за плечи, я спрятала лицо на его обнаженной груди. Соларин что-то бормотал мне на ухо, судно раскачивалось, и вместе с ним раскачивались мы…
