Пугачевщина. За волю и справедливость! - Виктор Яковлевич Мауль
Мы приведем сейчас этот «экстракт из доношения» Рейнсдорпа, ввиду того соображения, что он может служить образчиком тех, нередко, весьма тревожных, сведений, какие получались тогда Москвою. Рейнсдорп пишет следующее:
«Хотя по разбитии и истреблении толпы, бывшей под руководством самого (в подлиннике стоит, впрочем, самаго) известного государственного злодея Пугачева, гнездившейся под Самарским городком, войсками ея и. в-ва под предводительством г.-м. и кав., кн. Галицина, и предвидилась надежда прежней тамошней тишины и спокойствия, однако, вопреки того, как он, злодей, от поиску войск сих внутрь вверенной ему (губернатору), губернии удалился, так возымел способ башкирский, явно легкомысленный и на воровство склонный от природы, народ, вящше поколебать, который тотчас попустился в генеральный бунт, от коего такой распространился огонь, что, к крайнему сожалению, как по линии, так и внутри губернии, неописанныя злодейства причинены и почти половина губернии людей, частию умерщвлены, частию в толпы их злодейские захвачены, а крепости, заводы и селения не только раззорены, но и в пепел обращены»…
IVТаковы были, среди многих других, известия получавшиеся в Москве о событиях, бывших в дальних от нее местах, без всякого еще указания на непосредственную от них угрозу для Москвы, или для ее губернии.
Но, вот почти одновременно, Волконский получает, два официальных письма: одно от 17 июля, посланное Казанским губернатором Яковом ф. – Брантом, другое, от 21 июля–Нижаегородским губернатором Алексеем Ступишиным.
Оба эти письма ввергают Волконского (в связи, может быть с полученным известием из Казани от 10 июля в полную панику и наставляют его войти в Сенат со сложною программою экстренных мер, какие вызываются чрезвычайными опасностями для Москвы и ее губерниям от вторжения в их пределы Пугачева, или его «партий».
Меры эти, утвержденные Сенатом, были предприняты Волконским вполне самостоятельно, без предварительного сношения о Екатериною и были ей затем сообщены в копиях Сенатом и Волконским «для высочайшего усмотрения».[17]
Остановимся прежде всего на названных двух письмах, ввиду важности их содержания, с одной стороны, и их решающего влияния на меры предложенные Волконским Сенату и утвержденные последним, с другой, это ясно будет видно из нижепомещенного нами предложения Волконского Сенату и распоряжений Сената по данному поводу. Что же это за письма?
Как уже сказано, одно письмо, датированное 17-м числом, было прислано Волконскому Казанским губернатором, другое, от 21-го июля, – Нижегородским.
Первое гласило следующее: «о злодействах известного государственного врага, разбойника и бунтовщика Пугачева вчерась», пишет Ф. Брант, «имея я честь, в с-во, уведомить, а сейчас от Свияжского воеводы получил репорт, что помянутый тиран перебираться начал через Волгу, против Кокшайска, расстоянием от Свияжска[18] верстах в 70-ти; из взятых же при сражении, из толпы его людей есть уведомление, что сей изверг намеревается сделать покушение на Москву (курсив наш), что, хотя за верное почесть и не можно, однако ж, нельзя оставить сего и без примечания, в рассуждение разбойнических его скоропостижных переворотов и что все почти уездные обыватели, слепо веря злодейским его разглашениям и обольщениям, некоторые охотно, а другие страха ради, так крепко к нему пристают, что в злодейских его движениях не только сами вероятных известиев не дают, но, и через посланных, с великою нуждою, доставать сие способ бывает, почему и весьма потребна встрешная (sic) помощь умученным преследованием его, отправленным за ним войскам, которые, сколько его не поражают, однако ж, не ускоряют сделать ему совершенного потребления (это обстоятельство было отмечено и Екатериною, в одном из ее писем к Вольтеру).
Впрочем, если он не отважится сделать дерзновения злодейским его покушением на Москву, то, по крайней мере, будет он пробираться к Дону, куда, в пролазе через Казанскую и Нижегородскую губернии, некому уже сделать ему препятствия.
Чего ради о сем должное нахожу ваше с-во предуведумить для взятия во всем том надлежащей осторожности. В каких же силах реченный злодей остался, достоверного известия нет, ибо все сказывают разное: некоторые говорят, что яицких казаков было у него 400, а другие – до 200 ч., калмыков и башкирцев – безызвестно, а только пришло к нему, как уже был под Казанью, более 3-х тысяч человек, с которыми он и последнее делал на Казань покушение, однако, помощью всемогущего бога, множество их побито, а множество разбежалось; артиллерии и народу весьма мало имеет» (л. 178).
Указание ф. – Бранта на «скоропостижные перевороты» Пугачева (т. е. на быстрые перемены им своих боевых позиций), на сильные, несмотря на отдельные поражения, увеличения, время от времени, его приверженцев, слепо верящих его «разглашениям и обольщениям» на трудность, наконец, получения точных сведений об его силах и планах, не было, конечно, новостью ни для Москвы, ни для Петербурга,[19] но новостью, однако, было здесь прямое сообщение на предполагаемое его «покушение на Москву», что не могло не произвести сильного впечатления на ту и на другую столицу, при чем к известию об этом, там и здесь, отнеслись как к непреложному грядущему бедствию. Так, напр., Болотов решительно утверждает, что «опасность» (вторжения Пугачева в Москву) была действительно очевидна и нельзя не признаться, что она была истинная и великая («Заметки», т. III, стр. 137).
Для Волконского эта опасность особенно стала представляться неизбежной, когда он получил второе письмо – от Нижегородского губернатора Ступишина, помеченное 21 июлем (может быть, прибывшее одновременно с первым). «Сего числа, в з-м часу пополуночи»., пишет Ступишин, «получил я от Курмышского воеводского товарища Алфимова известие, что известный государственный злодей Пугачев (с) своею толпою вступил уже зднешней губернии в Курмышский уезд, в село Малые Яндоби, расстоянием от Курмыша в 50-ти верстах и посланный для разведывания о его движениях поручик Муромцев, с солдатом, на Выленском Торжку, от Курмыша в 30 верстах, злодейскою толпою захвачены и лежащие до Казани дороги ими пересечены, а потому прибывшего сюда курьера, посланного от ея и. в-ва в Оренбург, принужден здесь остановить, дабы не попался в руки злодеев».
Ступишин просит Волконского постараться в сем опаснейшем случае подать из Москвы помощь, ибо и назначенная из Володимира воинская команда еще сюда не прибыла», почему и в таком будучи обстоятельстве, губернатор и решился защищать только крепость (Нижнего-Новгорода), «а поисков (т. е. вылазок) по недостатку воинских сил, а особенно конных команд, производить некем». Эти, достаточно серьезные сообщения завершаются в письме Ступишина таким post scriptum: «сейчас из Курмыша воевода прибыл и об’явил, что 20 числа (июля) на разсвете в Курмыш неприятель и злодей вошол» (л. 179). Ввиду сравнительной близости Курмыша от Москвы[20] и обнаженности от войск дорог на Москву, этот post scriptum не мог не произвести еще большего впечатления, чем известия, собранные ф. – Брантом. Во всяком случае, получив оба письма, кн. Волконский экстренно на 25 июля созвал Московский Сенат, в лице его двух департаментов, и предложил ему на обсуждение следующую свою записку:
«Подошедшим ко мне сюда из разных мест известиям, что злодей-самозванец Пугачев, перешел Волгу, сего июля 20 находился в Курмыше (об этом именно и сообщил Нижегородский губернатор), а как Казанский губернатор уведомляет меня, что взятые из злодейской толпы сообщники об’являют (что) намерение ero есть итти на Москву, потому, ежели б сей злодей ту (sic) дерзость приял, то ко отвращению сего зла и к соблюдению города решился я следующим:
1) Царский полк со всех караулов сменить гарнизонными солдатами и содержать к походу в готовности.
2) Гарнизон изо всех мест, по посланной от меня ведомости, где назначено, снять, а не в нужных караулах инвалидными сменить, в иных местах убавить, закомплектных в гарнизоне всех людей снабдить ружьем, взятым из губернской канцелярии, порох и патроны получить из артиллерий.
3) Донских казаков изо всех мест (очевидно – Московской губернии, ввиду неотложности мероприятий), собрать и быть им к походу готовыми.
4) Г. ген. – поруч. Мартынову, сколько возможно, орудий исправить и упряжку изготовить, людей по пушкам расписать, фузейных и пистолетных патронов, миллионов до двух, быть во всем готовым и ожидать повеления.
5) Когда подлинное о злодее Пугачеве известие получится, что – он зверски намеревается итти к Москве, тогда я сам с Нарвским, Володимирским и Казачьим полками и с несколькими орудиями выступить имею на встречу. Здеоь (т. е. в Москве), яко старшему по мне сенатору, д. тайн. сов. и кав. Петру Дмитриевичу Еропкину препоручается главная команда.
По выступлении моем, для лучшего порядка и тишины в городе, учинить
