Капитан Хорнблауэр. Под стягом победным - Сесил Скотт Форестер
— Конечно, адмирал. Для меня большая радость одним из первых поздравить вас с назначением.
— Спасибо, капитан. Остается уладить кое-какие мелочи, — сказал вице-адмирал. — Дозвольте спросить, боевые офицеры с «Нативидада» здесь или еще на «Нативидаде»?
— Премного сожалею, — ответил Хорнблауэр, — но сегодня утром после трибунала я выбросил их за борт.
— Действительно, очень жаль, — сказал Креспо. — Эль-Супремо приказал мне вздернуть их на реях «Нативидада». Вы не оставили даже одного?
— Ни одного, адмирал. Сожалею, что не получил от Эль-Супремо соответствующих указаний.
— Что ж, ничего не попишешь. Без сомнения, найдутся другие. Тогда я отправляюсь на борт моего корабля. Не будете ли вы так любезны сопроводить меня и отдать приказы вашей призовой команде?
— Конечно, адмирал.
Хорнблауэру любопытно было взглянуть, как подручные Эль-Супремо намерены привести к присяге команду целого судна. Он поспешно приказал артиллеристу салютовать флагу, когда тот будет поднят на «Нативидаде», и спустился в шлюпку вместе с новоявленными офицерами.
Вступив на борт «Нативидада», Креспо с важным видом поднялся на шканцы. Здесь стояли штурман и его помощники. Под их изумленными взглядами Креспо подошел к изображению мадонны с младенцем возле гакаборта и столкнул его в воду. По его знаку один из гардемаринов спустил испанский и британский флаги. Потом Креспо обернулся к штурману и помощникам. Это была исполненная драматизма картина. Ослепительно светило солнце, британские морские пехотинцы в красных мундирах стояли ровной шеренгой, приставив ружья к ноге. Британские матросы с тлеющими фитилями замерли у каронад, ибо приказа еще никто не отменял. Джерард подошел и встал рядом с Хорнблауэром.
— Кто тут штурман? — спросил Креспо.
— Я штурман, — пролепетал один из испанцев.
— А это ваши помощники? — мрачным голосом произнес Креспо и получил утвердительный кивок.
С лица Креспо исчез всякий налет добродушия. Казалось, оно излучает гнев.
— Ты, — сказал он, указывая на самого младшего. — Сейчас ты поднимешь руку и провозгласишь свою веру в нашего повелителя Эль-Супремо. Подними руку.
Мальчик повиновался, как зачарованный.
— Повторяй за мной. Я клянусь…
Мальчишеское лицо побелело. Он пытался оглянуться на старших, но взор его был прикован к свирепым очам Креспо.
— Я клянусь, — повторил Креспо еще более угрожающе.
Мальчик открыл рот и без единого звука его закрыл. Потом он судорожно сбросил с себя гипнотическое оцепенение. Его рука вздрогнула и опустилась, он отвернулся от указующего перста Креспо. В тот же миг левая рука Креспо метнулась; движение было столь молниеносно, что все не сразу заметили в ней пистолет. Прогремел выстрел, и мальчик, с пулей в животе, в судорогах повалился на палубу. Не обращая внимания на его извивающееся тело, Креспо повернулся к следующему.
— Теперь клянись ты, — сказал он.
Тот поклялся сразу же, дрожащим голосом повторяя за Креспо слова. Пяток фраз был примерно на одну тему: в них провозглашалось всемогущество Эль-Супремо, утверждалась вера говорившего и в одной кощунственной фразе отвергалось существование Бога и девственность Божьей Матери. Остальные последовали его примеру. Один за другим повторили они слова клятвы, не обращая внимания на умирающего у их ног мальчика. Креспо снизошел до того, чтобы того заметили, только когда церемония закончилась.
— Выбросите его за борт, — сказал он коротко.
Офицеры лишь мгновение медлили под его взглядом, потом один поднял мальчика за плечи, другой за ноги, и перебросили еще живое тело через борт.
Креспо подождал всплеска, затем подошел к облупившимся, некогда позолоченным шканцевым поручням. Толпа на шкафуте тупо слушала его зычный голос. Хорнблауэр, всматриваясь в матросов, понял, что проповеднические усилия Креспо едва ли встретят сопротивление. В команде не было ни единого европейца. Вероятно, за долгую службу «Нативидада» в Тихом океане первоначальная команда полностью вымерла. Только офицеров присылали из Испании; матросов набирали из туземцев. Меж ними были и китайцы, и негры, и люди с незнакомой Хорнблауэру наружностью — филиппинцы.
Своей пятиминутной речью Креспо покорил их всех. Он не разъяснял им божественность Эль-Супремо, только упомянул его имя. Эль-Супремо, сказал он, возглавляет движение, поставившее своей целью свергнуть испанское владычество в Америке. Через год весь Новый Свет от Мехико до Перу будет у его ног. Придет конец притеснениям, жестокостям, рабству на рудниках и в полях. Всем дадут землю, свободу и счастье под милосердным правлением Эль-Супремо. Кто пойдет за ним?
Похоже было, что все. В конце речи слушатели разразились приветственными криками. Креспо подошел к Хорнблауэру.
— Спасибо, капитан, — сказал он. — Я думаю, теперь присутствие вашей призовой команды излишне. Я и мои офицеры разберемся с попытками неподчинения, ежели таковые возникнут.
— Думаю, так, — проговорил Хорнблауэр немного горько.
— Кое-кто из них может не так легко принять просвещение, когда до этого дойдет, — заметил Креспо с ухмылкой.
Возвращаясь на «Лидию», Хорнблауэр с горечью вспоминал об убийстве штурманского помощника. Это преступление он обязан был предотвратить — он поднялся на борт «Нативидада» в значительной степени для того, чтобы не допустить зверств, и это ему не удалось. И все же он сознавал, что такого рода жестокость не скажется дурно на его матросах, как было бы в случае хладнокровной расправы над офицерами. Команду «Нативидада» против воли принудили служить новому хозяину — но то же самое сделали вербовщики с тремя четвертями команды «Лидии». Порка или смерть ожидали англичанина, если тот откажется подчиниться офицеру, узурпировавшему над ним власть, — английские моряки вряд ли будут негодовать на даго в сходной ситуации, хотя со свойственным английскому простонародью отсутствием логики возмутились бы, если бы Креспо с соблюдением всех формальностей повесил офицеров.
Мысли Хорнблауэра неожиданно прервал пушечный выстрел с «Нативидада», тут же подхваченный «Лидией». Он едва не подпрыгнул на кормовой банке баркаса, но глянул через плечо и успокоился. Новый флаг развевался теперь на флагштоке «Нативидада», синий с желтой звездой посередине. Грохот пушек раскатился по всему заливу; когда Хорнблауэр поднялся на борт «Лидии», салют еще не смолк. Мистер Марш, артиллерист, расхаживал по палубе полубака, бормоча себе под нос, — Хорнблауэр распознал профессиональную присказку.
— Не будь я круглым дураком, ноги б моей не было здесь. Пли, семь. Я оставил жену, я оставил детей, увижу ли их, бог весть. Пли, восемь.
Через полчаса Хорнблауэр на берегу встречал Эль-Супремо. Тот прискакал пунктуально, минута в минуту. За ним тянулась оборванная свита. Эль-Супремо не потрудился представить капитану своих приближенных, только поклонился и сразу шагнул в баркас. Те, по очереди подходя к Хорнблауэру, сами называли свои ничего не говорящие ему имена. Все они были чистокровные индейцы, все — генералы, исключая двух полковников, и все явно преклонялись перед своим повелителем. Их манера держаться, всякий их шаг выдавали не просто страх — во
