Н. Огнев - Следы динозавра
25. Тайна дракона
На веранду, где профессор Дормье и мистер Гарри Джонс вели интересный спор о преимущественном влиянии в Китае англичан или французов, ворвался надсмотрщик Троттер.
— Мистер Джонс, у нас неладно!
— В чем дело? — пролаял Джонс.
— Туземная прислуга вся оставила работу; рабочие исчезли с плантации.
— Что? — заревел Джонс. — Эти черти затеяли бунт против меня? А вы ничего не делаете, Троттер? Не знаете своих обязанностей?
— Но, говорят, красные пики…
— Чепуха, — отрезал Джонс. — Никто не смеет тронуть англичанина. Повесить парочку — и все успокоится! Едем в бараки!
Подогретый стаканом виски-сода, Джонс в сопровождении Троттера выехал из ворот усадьбы. На повороте из кустов выскочило несколько китайцев.
— Мерзавцы, на работу! — наехал на них Джонс, размахивая плетью. Но плеть не успела опуститься. Десятки рук ухватились за узду, за ноги, за руки потащили Джонса с седла.
— Троттер, на помощь! — закричал Джонс. Троттер разрядил револьвер. Один из китайцев упал. Кусты словно ожили. Отовсюду на дорогу высыпали рабочие.
Джонс судорожным усилием удержался в седле; лошадь, уколотая пикой, сшибла одного из китайцев и помчалась по полю. — Кажется, спасен, — подумал Джонс, подъезжая через задние ворота к дому.
— В чем дело? — тревожно спросил профессор, перегнувшись через перила.
— Бунт. Революция. Большевистская пропаганда! — отрывисто ответил Джонс. — Надо спасаться. В куски растерзают!
— А как же ваше влияние… — растерянно спросил профессор. Джонс махнул рукой, соскочил с лошади и бросился в дом. Через пять минут Джонс снова показался на веранде; в одной руке он держал винчестер, а в другой — небольшой саквояж. Англичанин, молча, отмотал уздечку лошади от дерева и вскочил в седло.
— А как же я? — спросил профессор, подбежав и схватившись за стремя.
— Как хотите, — буркнул англичанин, — и, дернув стремя, поскакал к задним воротам; от толчка профессор покатился в сторону, но тотчас же встал, отряхнулся и направился было к конюшне, но в этот момент Джонс галопом прискакал к веранде.
— Они уже там, — кричал англичанин. — Держите револьвер, — попытаемся прорваться через фасадные ворота!
Белые рубахи и соломенные шляпы замелькали в зелени кустов. Англичанин разогнал лошадь и на ходу выпустил все восемь патронов из винчестера. За лошадью бежал профессор Дормье, нескладно стреляя в воздух из револьвера. У самых ворот лошадь, зацепившись за протянутый внезапно шест, рухнула на всем скаку; Джонс отлетел на три шага в траву. Профессор бросил револьвер и поднял руки вверх.
— Та-та-ааай! — завыли белые рубахи. Сопротивляться было бесполезно. Джонс и профессор стояли рядом со скрученными позади руками. Не успел профессор сосчитать до десяти, как хозяин маковой плантации Гарри Джонс болтался на перекладине ворот.
— Кто ты такой? — на ломаном английском языке спросил профессора высокий китаец, казавшийся предводителем.
— Я приехал отыскивать динозавра, — залепетал профессор. — Динозавра… знаете… Такие были… Я даже яйцо нашел… Дракон.
— Драко-он, — протянул китаец. Яростные крики заглушили профессора. Профессор испуганно озирался.
— Ты, значит, поклонник дракона? — подбоченясь, спросил предводитель.
— Да, — прошептал профессор. — То есть, я ищу его…
— Повесить его рядом с английской собакой, — распорядился предводитель.
Профессора потащили к зловещей перекладине.
— Красные пики! — раздались восторженные возгласы на дороге. К плантации валила новая толпа. Восставшие рабочие слились с повстанцами. По колючей проволоке, окружавшей усадьбу, заработали косы и серпы.
— Френкель, — да ведь это профессор! — раздался крик из толпы.
— Свистунофф! — с рыданием взмолился Дормье. — Свистунофф!
А Васька был уже около профессора, распутывал петлю, растирал шею, поил водой. Двор быстро наполнялся людьми.
— Ну, профессор, надо в Унион Советик (Советский Союз), — сказал Френкель, вьюча мула.
— Как в Унион? — изумился профессор. — А динозавр?
— Какие, к лешему, динозавры!
— Но ведь все представители желтой расы подтверждали, что есть дракон.
— Вот за этого дракона вас и вешали. Дракон-то ведь это — Чжан-Цзо-Лин. И флаг у него такой. Про Чжана-то все и говорили, не понимая ваших вопросов.
Так лопнули мечты профессора Дормье, члена французского палеонтологического общества, кавалера ордена Почетного Легиона.
— Слышь, Вася, а не остаться ли нам еще на месяц-пол-тора? — спросил Френкель. — Тут повоевать можно всласть… Но Свистунов не дал ему продолжать:
— Чтобы дать в руки козырь всей своре империалистов? Недаром они меня в плену охаживали. Чтоб они имели дутое доказательство участия ВКП в китайской революции? Так они такое зиновьевское письмо из этого раздуют!..
— Ехать, так ехать, — согласился Френкель. — Я говорил с предводителем повстанцев, он обещал дать провожатых до монгольской границы.
26. Другими глазами
Не без волнения открывал Васька Свистунов входную дверь клуба. Знакомый шум загудел навстречу.
— Узнают или не узнают? — с бьющимся сердцем думал Васька. — Забыли, поди, совсем… Восемь месяцев не был…
В гимназическом зале было довольно много народу. Какой-то незнакомый парень старательно выводил на гармошке «Субботу». Несколько девчат, взявшись за руки, приплясывали, перехватывали друг друга на ходу; выходило что-то вроде «Метелицы». Свистунов остановился и залюбовался плавными движениями девчат.
— Как здорово набазурились! — подумал он. — И танец новый.
— Васька! — раздался внезапно визг над самым ухом, и одна из девчат вцепилась в его локоть. Толпившиеся ребята расступились. Свистунов оказался в центре круга.
— Ты откуда, шут? — радостно кричал Пашка Лобов, проталкиваясь сквозь толпу. — Я думал, ты совсем пропал.
— Да нет, видишь, не пропал, жив, — ласково улыбаясь, ответил Васька.
— Оброс-то! Загорел-то! — верещали девчата. — Гляди — шрам какой! Ты с кем воевал-то?
— Погодите, все расскажу, — медлительно отбивался Свистунов. — Не налетайте сразу, а то хуже хунхузов…
— Идем в шахкружок, — взял Ваську под руку Лобов. — Там расскажешь.
— А освободился ты от своей мерехлюндии? — спросил Пашка, когда Свистунов вкратце передал свои приключения. — Ведь это самое главное…
— От мерехлюндии-то? Видишь какая штука. Конечно, такое путешествие хоть кого излечит. Да дело не в этом. Главная вещь в том, что меня сначала, когда на нас напали хунхузы, взбесило. Драться захотелось, гражданскую войну вспомнил. А потом, когда дальше и больше, когда в Китай попали, я понял, что они, китайцы, в сущности, проделывают то, что мы уже проделали. А я, вместо того, чтобы идти дальше, к следующему труднейшему этапу революции, просто соблазнился удрать на открытые фронты, где враг налицо, где надо только физически бороться с ним. Когда я лежал в бронированном вагоне, я упорно над этим думал.
