Рональд Уэлч - Рыцарь-крестоносец
Теперь лицо Филиппа обрамляли края капюшона, а все его тело было защищено плотными рядами колец кольчуги.
– Хорошо, Льювеллин! Давай плащ.
Крестоносцы уже давно на собственном опыте убедились, что драться в кольчуге под палящим солнцем Востока было невыносимо жарко, и они переняли турецкую традицию надевать сверху тонкую белую ткань, отражающую лучи солнца, – попросту говоря, белый плащ без рукавов, ниспадающий до колен свободными складками. Поверх плаща вокруг талии застегивался широкий пояс из толстой прочной кожи, и этой детали также уделялось немало внимания.
– Теперь меч, Льювеллин, – сказал Филипп.
Джосселин протянул руку, взял меч и стал осматривать лезвие.
– Когда ты его точил в последний раз? – спросил он. У Льювеллина от возмущения перехватило дыхание: неужели он мог отпустить своего хозяина на поединок, предварительно не заточив хорошенько его меч? Обычно это занятие занимало несколько часов.
Кажется, Джосселин был склонен считать, что он единственный из всех хорошо разбирался в том, что касалось подготовки к поединку. Вытащив из ножен меч, он внимательно осмотрел сверкающую поверхность трехфутового отполированного и сверкающего на солнце клинка, утолщенного у крестообразной рукояти и хорошо заостренного на конце, – Филипп, у которого были собственные взгляды на искусство боя, придавал большое значение этой последней детали.
Джосселин провел подушечкой пальца по кромке лезвия.
– Хорошо наточен, – признал он.
– Ну конечно! – раздраженно воскликнул Филипп. – Не выставляйся, Джосселин. – Он чувствовал, как внутри него нарастает напряжение.
Джосселин метнул на него быстрый взгляд, но мудро промолчал и принялся помогать Льювеллину пристегивать слева к поясу тяжелые кожаные ножны, пока Филипп любовался кинжалом, подаренным ему Юсуфом аль-Хафизом. Кинжал мог пригодиться в рукопашном бою, тем более что им можно было без труда перерезать кожаные ремешки, если вдруг понадобится быстро освободится от тяжелой одежды.
– Я понесу ваш шлем, мой господин, – сказал Льювеллин: все рыцари обычно надевали тяжелый стальной шлем только перед самым сражением.
– Теперь дайте мне щит, – сказал Филипп.
Форма щита, как и кольчуги, недавно изменилась.
Щиты стали меньше – треугольной формы – изготавливаемые из хорошо обработанной древесины, покрытой толстым слоем кожи. Щит подвешивался на ремне, идущем через плечо, и можно было не опасаться, что во время атаки он упадет на землю. На его обратной стороне имелась скоба для руки, и такое приспособление могло пригодиться, если рука устанет.
Теперь Филипп был при полном вооружении, если не считать шлема. На лицевой стороне щита и спереди плаща оказалась нарисована эмблема, изображающая черного ястреба. Как и многие рыцари, сир Хьюго позаботился об отличительных знаках, поскольку в сражении лицо обычно скрывалось под непроницаемым забралом шлема. С этих простых эмблем только начиналась сложная система геральдики, но в то время она была еще мало разработана. Существовало единственное правило при выборе эмблемы: никто не мог присваивать себе символ, уже использованный ранее другим рыцарем.
Лошади были готовы, и сир Хьюго с сиром Фульком находились уже в седле, когда появились Джосселин и Филипп.
– Ты в порядке, мой мальчик? – прокричал сир Фульк.
– Конечно, – немного торопливо отозвался Филипп. Но тут же поправился и более спокойно добавил. – Да, дядя, все в порядке, спасибо.
Он чувствовал на себе пристальный взгляд отца, но не решился посмотреть на него, лишь краем глаза заметив слабую улыбку на обычно бесстрастном лице.
Они поехали вдоль вымощенных камнем аллей старого города, мимо беленых стен домов, поднимающихся ввысь по обеим сторонам улиц.
Силоамские ворота находились в южной стене города, возле площади Храма и королевского дворца. Филипп выбрал тот же маршрут, которым он шел во дворец утром. В этот час на улицах оставалось мало народа. Люди, стекающиеся из окрестных сел на городские рынки, теперь либо разъехались, либо уже собирались восвояси: все ворота Иерусалима закрывались с закатом солнца, и никто не мог покинуть город без особого на то разрешения.
Когда всадники подъехали к скотному рынку у Силоамских ворот, там было уже почти пусто. Животных убрали в загоны и рядом сидели лишь несколько торговцев, обсуждая результаты закончившегося рыночного дня.
Часовые отсалютовали Филиппу, въезжающему с отцом в ворота, и всадники устремились вниз по дороге сквозь поток людей, движущийся по направлению к Долине Ада[38].
Купальня Силоам находилась в полумиле от города: уютное местечко, укрытое от солнца нависающими над водой берегами, заросшими густой травой. Это было излюбленное место для омовений, а также разрешения личных конфликтов и всяческих споров, и Филиппу уже не раз удавалось видеть дерущихся здесь противников.
Филипп пустил своего коня во весь опор вниз по склону холма, не потому, что особенно торопился, – он знал, что они будут на месте вовремя, – но скорее чтобы снять нарастающее в его душе напряжение. Спустившись, он попридержал лошадь, чтобы дать возможность остальным догнать его, и через несколько минут они подъезжали к условленному месту, где возле купальни росло несколько деревьев.
– Ого! Да здесь уже целая толпа! – заметил сир Фульк, спешиваясь.
Он не ошибся. Их уже поджидало несколько сотен человек, собравшихся, чтобы получить удовольствие от зрелища предстоящего поединка. В Иерусалим по случаю собрания знати съехалось немало рыцарей и баронов, и весть о ссоре Филиппа с де Ножентом разнеслась по городу с чрезвычайной быстротой.
Филипп спешился и смотрел, как Льювеллин привязывает его скакуна. Джосселин уже успел поздороваться со своими знакомыми, присутствовавшими в толпе, и сразу же принялся заключать пари на исход поединка. Снова Филипп ощутил неприятное волнение и, неловко шагнув, оступился, едва не упав в лужу грязи.
– Надеюсь, ты знаешь, что делать, Филипп? – тихо спросил его отец. – Пусть первым начнет де Ножент. Он быстро вымотается по такой жаре.
– Спасибо, отец, я об этом подумал, – ответил Филипп. – Он уже здесь?
– Вон там.
– Боже, он даже не надел плащ! – в удивлении воскликнул Филипп.
– Так все делают на Западе. Ничего, скоро он переймет эту традицию. – Сир Хьюго помедлил и добавил: – Если останется жив.
Льювеллин похлопал своего хозяина по плечу.
– Ваш шлем, мой господин.
