Александр Дюма - Сорок пять
— Капитан, проводивший сегодня учение, не стал бы заходить в «Меч гордого рыцаря», госпожа Фурнишон, — сказал он.
— А почему, скажите на милость? — спросила хозяйка. — Неужто он такой важный барин?
— Может быть.
— Ну так я скажу вам, что он не ради себя заходил в гостиницу «Гордый рыцарь».
— А ради кого?
— Ради своих друзей.
— Наш капитан не стал бы размещать своих друзей в «Мече гордого рыцаря», ручаюсь.
— Однако вы не очень-то любезны. Как же зовут господина, который слишком знатен, чтобы размещать своих друзей в лучшей парижской гостинице?
— Вы спрашиваете о том, кто проводил сегодня учение, да?
— Разумеется.
— Ну, так знайте, милая дамочка, что это не кто иной, как герцог Ногаре де ла Валет д'Эпернон, пэр Франции, генерал-полковник королевской инфантерии и даже немножко больше король, чем само его величество. Ну что вы на это скажете?
— Скажу, что если бы это он был у нас, то нам оказана большая честь.
Можно представить себе, с каким нетерпением ожидали супруги Фурнишон 26 октября.
* * *Двадцать пятого вечером в гостиницу вошел какой-то человек и положил на стойку довольно тяжелый мешок с монетами.
— Это за ужин, заказанный на завтра.
— По скольку приходится на человека? — спросили вместе оба супруга.
— По шести ливров.
— Земляки капитана откушают здесь только один раз?
— Один.
— Значит, капитан нашел для них помещение?
— Видно, да.
И посланец удалился, не пожелав отвечать на расспросы.
Наконец вожделенное утро забрезжило над кухнями «Гордого рыцаря».
В монастыре Августинцев часы пробили половину двенадцатого, когда у дверей гостиницы спешилось несколько человек.
Они прибыли через ворота Бюсси и оказались первыми, ибо гостиница «Меч» находилась оттуда в каких-нибудь ста шагах.
Один из них, которого по бравому виду и богатому одеянию можно было принять за начальника, явился сюда даже с двумя слугами на добрых лошадях.
Все прибывшие предъявили печать с изображением Клеопатры и были весьма предупредительно приняты супругами, в особенности молодой человек с двумя лакеями.
— Если вы не боитесь толпы и вам нипочем простоять часа четыре, можете поглядеть, как будут четвертовать господина де Сальседа, испанца, устроившего заговор, — сказала госпожа Фурнишон бравому кавалеру, который пришелся ей по вкусу.
— Верно, — ответил молодой человек, — я об этом деле слыхал. Обязательно пойду, черт побери!
И он вышел вместе со своими слугами.
К двум часам прибыла дюжина новых путешественников группами по четыре-пять человек.
Кое-кто являлся в одиночку.
Один вновь прибывший даже вошел по-соседски, без шляпы, но с тросточкой. Он на чем свет стоит проклинал Париж, где воры такие наглые, что неподалеку от Гревской площади стащили с него шляпу.
Впрочем, он всецело признавал свою вину: незачем было являться в Париж в шляпе с драгоценной пряжкой.
Часам к четырем в гостинице Фурнишонов собралось уже около сорока земляков капитана.
— Странное дело, — сказал хозяин жене, — они все гасконцы.
— Что тут странного? — возразила эта дама. — Капитан же сказал, что соберутся его земляки.
— Ну так что?
— Раз он сам гасконец, и земляки его должны быть гасконцами.
— Выходит, что так.
— Удивительно только, что у нас лишь сорок гасконцев, ведь должно было быть сорок пять.
Но к пяти часам появились еще пять гасконцев, так что постояльцы «Меча» были теперь в полном сборе.
Некоторые из них были знакомы между собой. Так, например, Эсташ де Мираду расцеловался с кавалером, прибывшим с двумя слугами, и представил ему Лардиль, Милитора и Сципиона.
— Каким образом ты в Париже? — спросил тот.
— А ты, милый мой Сент-Малин?
— Я получил должность в армии. А ты?
— Я приехал по делу о наследстве.
— Ах так! И за тобой опять увязалась старуха Лардиль?
— Она пожелала мне сопутствовать.
— И ты не мог уехать тайком, чтобы не тащить с собой всю эту ораву, уцепившуюся за ее юбки?
— Невозможно было: письмо от прокурора вскрыла она.
— А, так ты получил извещение о наследстве письменно? — спросил Сент-Малин.
— Да, — ответил Мираду. И, торопясь переменить разговор, он заметил: — Не странно ли, что гостиница переполнена и постояльцы — сплошь наши земляки?
— Ничего странного тут нет: вывеска уж больно привлекательная для людей чести, — вмешался в разговор наш старый знакомый Пардикка де Пенкорнэ.
— А, вот и вы, дорогой попутчик! — сказал Сент-Малин. — Вы так и не досказали мне своей истории.
— А что я намеревался вам рассказать? — спросил Пенкорнэ, покраснев.
— Почему я встретил вас между Ангулемом и Анжером в таком же виде, как сейчас, — на своих двоих, без шляпы и с одной лишь тростью в руке?
— А вас это занимает, сударь мой?
— Ну конечно, — сказал Сент-Малин. — От Пуатье до Парижа далековато, а вы пришли из мест, расположенных за Пуатье.
— Я из Сент-Андре-де-Кюбзак.
— Вот видите. И путешествовали все время без шляпы?
— Очень просто.
— Не нахожу.
— Уверяю вас, сейчас вы все поймете. У моего отца имеется пара великолепных коней, которыми он до того дорожит, что способен лишить меня наследства после приключившейся со мной беды.
— А что за беда с вами стряслась?
— Я объезжал одного из них, самого лучшего, как вдруг шагах в десяти от меня раздался выстрел из аркебуза. Конь испугался и понес прямо к Дордони.
— И бросился в реку?
— Вот именно.
— С вами вместе?
— Нет. К счастью, я успел соскользнуть на землю, не то пришлось бы мне утонуть вместе с ним.
— Вот как! Бедное животное, значит, утонуло?
— Черт возьми, да! Вы же знаете Дордонь: ширина — полмили.
— Ну, что же?
— Я решил не возвращаться домой, убоявшись отцовского гнева.
— А шляпа-то ваша куда девалась?
— Да подождите, черт побери! Шляпа сорвалась у меня с головы.
— Когда вы падали?
— Я не падал. Я соскользнул на землю. Мы, Пенкорнэ, с лошадей не падаем. Мы с пеленок наездники.
— Известное дело, — сказал Сент-Малин. — А шляпа-то где?
— Шляпу я принялся искать — это была моя единственная ценность, раз я вышел из дому без денег.
— Какую же ценность могла представлять ваша шляпа? — настаивал Сент-Малин, решивший довести Пенкорнэ до белого каления.
— И даже очень большую, разрази меня гром! Надо вам сказать, что перо на шляпе придерживалось бриллиантовой пряжкой, которую его величество император Карл Пятый[18] подарил моему деду, остановившись в нашем замке по дороге из Испании во Фландрию.