Саймон Скэрроу - Римский орел

Катон, уже вышколенный бесконечной муштрой, автоматически отреагировал на приказ и легко взял ритм марша. Подбитые гвоздями солдатские сапоги гулко грохотали по каменным плитам плаца, однако за пределами крепости топот сделался приглушенней, хотя темп движения не замедлился ни на миг. Солнце еще не успело набрать высоту, и от шагающих в ногу солдат на опушенную инеем пустошь ложились длинные тени. Грунтовка была неровной, изрезанной колеями, но это пока не мешало ходьбе, ибо за ночь дорожная грязь промерзла и затвердела. Несмотря на холод и легкий мандраж, Катон внутренне радовался тому, что уходит от лагеря все дальше и дальше, ведь там оставались и Бестия с его тростью, и Пульхр. Целый день, подумать только, целый огромный день он будет недосягаем для них.

Голова колонны перевалила через небольшую возвышенность, и, когда шестая центурия поднялась на нее, Катон бросил через плечо взгляд на крепость. Он увидел длинную стену, над которой теснились красные черепичные крыши внутренних зданий и к которой снаружи лепилась масса пристроек — кабачков, лавок, борделей и просто лачуг. Темневшая впереди линия обозначала собой край пространства, отвоеванного римскими инженерами у древнего, раскинувшегося по всей Германии леса — там мрачно и грозно вздымались высокие сосны и могучие вековые дубы. Вступая под их сень, Катон невольно поежился, вспомнив об участи трех римских легионов, которых честолюбивый и храбрый, но слишком самонадеянный военачальник Вар около тридцати лет назад завел в такие же дебри. Более пятнадцати тысяч римлян сложили там тогда головы и были брошены германцами гнить в угрюмом сумраке, под пологом плотно переплетенных ветвей.

Когда кроны деревьев сомкнулись над тропой окончательно, солдаты притихли. Многие принялись настороженно озираться по сторонам, и Макрон мог их понять. Здешний лес, темный, угрюмый, непроницаемый, был им чужд и враждебен, ибо ничуть не походил на живописные рощи цивилизованных мест. Да и что с них взять, если даже сами варвары боялись забредать в эту глушь, где, по их представлениям, обитала всякая нечисть и блуждали души не обретших достойного погребения мертвецов. И сама тропа, точнее просека, по которой маршировала когорта, была прорублена отнюдь не туземцами, а римлянами, но те, видать, тоже побаивались беспросветной чащобы, поскольку проложенная ими тропа даже отдаленно не напоминала прямые, как стрелы, дороги Рима. Она прихотливо петляла среди толстых древесных стволов, ясно давая понять, что порубщики торопились покончить с работой и не тратили время на раскорчевку особенно гиблых участков, а обходили их стороной.

Время шло, сумрак над головами сгущался все более, и Катон, ощутив, как вдоль хребта его проскользнула струйка холодного пота, решился нарушить молчание.

— Командир?

Макрон, размеренно шагавший по промерзшей земле, повернул голову.

— В чем дело, парнишка?

— Далеко ли еще до деревни, командир?

— Ты хочешь знать, когда мы выберемся из чащи? — улыбнулся Макрон.

— Да, командир.

— Через несколько миль деревья вокруг поредеют, а к полудню мы доберемся до места. Не беспокойся, все эти заросли только кажутся страшными, а на деле они вполне безобидны.

— Но… вдруг на нас нападут?

— Нападут? — усмехнулся Макрон. — Кто? Уж не те ли придурки, к которым мы собрались наведаться? Боязливые, простодушные землепашцы? Да им это и в голову не придет. Конечно, есть и воинственные германцы, но ближайшие шайки таких варваров шастают по тому берегу Рейна, а это от нас далеко. Так что успокойся, малыш, а то наши девочки начнут нервничать. — Макрон ткнул пальцем в легионеров, и те насмешливо загоготали. Катон покраснел и умолк.

Когда наверху наконец стало нетнет да и поблескивать солнце, непреложно свидетельствуя, что чащоба заканчивается, солдаты несколько приободрились, и вскоре над неуклонно ползущей к своей цели колонной вновь повисло облако привычного для таких переходов бездумного гомона. Слышались шутки, смех и беззлобная брань.

Малопомалу лес расступился, и колонна вытекла на освещенную зимним утренним солнцем открытую местность. Теперь вокруг потянулись примитивные, сложенные из торфяных брикетов лачуги, над которыми вились струйки дыма. Но ни людей, ни скота возле них видно не было, хотя откудато издали доносилось отдаленное блеяние и мычание. Редкие, не успевшие убраться с дороги селяне останавливались и молча смотрели на римлян. На их темных морщинистых лицах нельзя было прочитать ничего.

— Дружелюбные ребята, а? — заметил знаменосец.

— Похоже, мы им не в диковинку, — отозвался Катон. — Я представлял их себе не такими.

— А какими же ты их себе представлял?

— Рослыми, злобными и воинственными. Так говорят о них в Риме.

— Так и есть, — сказал знаменосец. — Их воины именно таковы. А это всего лишь мирные землепашцы. Они везде одинаковы. Страшатся солдат и стараются не высовываться. За каждой дверью, — он кивнул на хижину, мимо которой они проходили, — сидит целиком все семейство и молится, чтобы мы поскорее прошли.

Тут от головы колонны по цепочке прошел приказ встать. Легионеры замерли, ожидая дальнейших приказов. Вскоре центурионов кликнули к командиру когорты, и Макрон, находившийся дальше всех от места сбора, припустил туда легкой рысцой. Вителлий ожидал подчиненных на гребне возвышенности, и Катон предположил, что, перевалив его, дорога пойдет вниз. Совещание было недолгим, и центурионы опять побежали к своим бойцам. Увидев вопрос в глазах знаменосца и оптиона, Макрон улыбнулся.

— Нужное нам поселение находится за возвышенностью. Трибун хочет обойтись без лишней шумихи. Он берет с собой только первую центурию. Остальные должны выстроиться на гребне, у всех на виду. Для вразумления тех, кто решит заартачиться.

— А почему мы идем не все, командир? — спросил Катон. — Зачем нам делить отряд?

— Потому что таков его приказ, парень, — отрезал Макрон, но тут же смягчился. Всетаки оптион, при всей своей неопытности, задал вполне разумный вопрос. — Трибун не хочет слишком уж раздражать местных жителей. Мы просто возьмем под стражу их заправилу, соберем ценности и уйдем. Если к ним нагрянет большой отряд, они могут перепугаться и наделать глупостей.

— Наделать глупостей? Но… каких?

— Хрен их знает, — лаконично ответил Макрон и пожал плечами, давая понять, что тема закрыта. — Не думаю, что кучка крестьян может набросится на регулярную римскую когорту. Но в любом случае приказ есть приказ. А! Дело пошло! Ступайка на место.

Вителлий во главе первой центурии исчез за холмом, а остальные подразделения потекли вправо и влево по его гребню. Шестая центурия, выждав, когда они разойдутся, заняла место в центре полукольца, и Катон, державшийся, как ему было велено, возле центуриона, оказался перед солдатским строем, глубиной в четыре шеренги и развернутым по фронту на сто шагов. Дорога дальше, как он и думал, плавно сбегала по пологому склону к излучине вытекавшей из леса реки.