Александр Дюма - Графиня де Монсоро
Каковы могли быть действительные намерения Франсуа по отношению к барону де Меридор?
Были ли они такими, как изложил их принц? В самом ли деде старый барон был нужен ему только как уважаемый и могущественный сеньор, способный оказать поддержку его делу, или же хитроумные планы принца являлись всего лишь средством приблизиться к Диане?
Бюсси рассмотрел положение принца со всех сторон: Франсуа находится в ссоре с братом, покинул Лувр, стоит во главе мятежа в провинции.
Бюсси положил на весы насущные интересы принца и его любовную прихоть.
Последняя весила значительно меньше первых.
Молодой человек готов был простить герцогу все его остальные грехи, только бы он отказался от этой прихоти.
Всю ночь Бюсси пировал с его королевским высочеством и анжуйскими дворянами и сначала ухаживал за анжуйскими дамами, а потом, когда позвали скрипачей, принялся обучать этих дам новейшим танцам.
Само собой разумеется, он привел в восторг дам и в отчаяние их супругов, а когда кое-кто из последних стал поглядывать на Бюсси не так, как ему хотелось бы, наш герой покрутил раз десять свой ус и спросил у двух-трех ревнивцев, не окажут ли они ему честь прогуляться с ним при лунном свете на лужайке.
Но репутация Бюсси была хороша известна анжуйцам еще до его появления в Анжере, и поэтому на его любезные приглашения никто не откликнулся.
Глава XVIII
Дипломатия господина де Бюсси
Выйдя из герцогского дворца, Бюсси увидел у порога открытую, честную и улыбающуюся физиономию человека, которого он полагал в восьмидесяти лье от себя.
– А! – воскликнул Бюсси с чувством живейшей радости. – Это ты, Реми!
– Боже мой, конечно я, монсеньор.
– А я собирался написать, чтобы ты сюда приехал.
– Правда?
– Честное слово.
– Тогда чудесно: я боялся, что вы меня будете бранить.
– За что же?
– Да за то, что я явился без разрешения. Но посудите сами: до меня дошли слухи, что монсеньор герцог Анжуйский бежал из Лувра и отправился в свою провинцию; я вспомнил, что вы находитесь поблизости от Анжера, подумал, что предстоит гражданская война, шпаги будут в работе и на телесной оболочке одного моего ближнего появится немало дыр. И, поелику я люблю этого своего ближнего, как самого себя и даже больше, чем самого себя, я и приехал сюда.
– Ты прекрасно поступил, Реми. По чести, мне тебя не хватало.
– Как поживает Гертруда, монсеньор?
Бюсси улыбнулся.
– Обещаю тебе справиться об этом у Дианы, как только увижу ее, – ответил он.
– А я, в благодарность за это, тотчас, как увижу Гертруду, уж будьте спокойны, в свою очередь, расспрошу у нее о госпоже де Монсоро.
– Ты славный товарищ; а как ты разыскал меня?
– Велика трудность, черт возьми! Я расспросил, как пройти к герцогскому дворцу, и ждал вас у дверей, но сначала отвел свою лошадь в конюшни принца, где, прости меня боже, признал вашего коня.
– Да, принц загнал своего, и я одолжил ему Роланда, а так как у него нет другого коня, он оставил себе этого.
– Узнаю вас, это вы – принц, а принц – ваш слуга.
– Не спеши возносить меня так высоко, Реми, ты еще увидишь, где обитает мое высочество.
И с этими словами он ввел Одуэна в свой домишко у крепостной стены.
– Клянусь честью, – сказал Бюсси, – дворец – перед тобой. Устраивайся, где хочешь и как сможешь.
– Это будет нетрудно сделать, как вы знаете, мне много места не нужно, могу и стоя спать, коли понадобится: я достаточно устал для этого.
Друзья, ибо Бюсси обращался с Одуэном скорее как с другом, чем как со слугой, разошлись, и Бюсси, испытывая двойное удовлетворение оттого, что он снова находится возле Дианы и Реми, в одно мгновение погрузился в сон.
Правда, герцог, дабы спать спокойно, попросил прекратить стрельбу из пушки и мушкетов, что до колоколов, то они замолкли сами собой, так как звонари натерли себе волдыри на ладонях.
Бюсси поднялся чуть свет и поспешил в замок, распорядившись передать Реми, чтобы и он туда пришел.
Граф хотел быть у постели его высочества в тот момент, когда принц откроет глаза, и, если удастся, прочесть его мысли по выражению лица, обычно весьма красноречивому у пробуждающегося человека.
Герцог проснулся, но было похоже, что он, как его брат Генрих, надевал на ночь маску.
Напрасно Бюсси встал так рано!
У молодого человека был подготовлен целый список дел, одно важнее другого.
Сначала прогулка за стенами города с целью изучения городских укреплений.
Затем смотр горожанам и их вооружению.
Посещение арсенала и заказ различных боевых припасов.
Тщательное изучение выплачиваемых провинцией податей, дабы осчастливить добрых и верных вассалов принца небольшим дополнительным налогом, предназначенным для внутреннего украшения его сундуков.
И, наконец, корреспонденция.
Но Бюсси знал наперед, что ему не следует слишком полагаться на этот последний пункт; герцог Анжуйский старался писать поменьше, с недавних пор он придерживался поговорки: «Написанное пером не вырубишь топором».
Итак, вооруженный до зубов против дурных мыслей, которые могли прийти в голову герцогу, Бюсси увидел, что тот открыл глаза, но, как мы уже сказали, не смог ничего прочесть в этих глазах.
– А-а! – сказал герцог. – Ты уже здесь!
– Разумеется, монсеньор: я не спал всю ночь, меня преследовали мысли о делах вашего высочества. Чем мы займемся нынче утром? Постойте, а не отправиться ли нам на охоту?
«Превосходно! – сказал себе Бюсси. – Вот еще одно занятие, о котором я позабыл».
– Как! – возмутился герцог. – Ты заявляешь, что думал о моих делах всю ночь, и после бессонницы и неустанных размышлений являешься ко мне с предложением отправиться на охоту; ну знаешь ли!
– Вы правы, – согласился Бюсси. – К тому же у нас и своры нет.
– И главного ловчего, – подхватил принц.
– Сказать по чести, охота без него для меня будет только приятнее.
– Нет, я с тобой не согласен, мне его недостает.
Герцог произнес это со странным выражением лица, что не ускользнуло от Бюсси.
– Этот достойный человек, – сказал он, – этот ваш друг, как будто бы тоже не приложил руки к вашему спасению?
Герцог улыбнулся.
«Так, – сказал себе Бюсси, – я знаю эту улыбку; улыбка скверная, берегись, граф Монсоро».
– Значит, ты на него сердит? – спросил принц.
– На Монсоро?
– Да.
– А за что мне на него сердиться?
– За то, что он мой друг.
– Напротив, поэтому я его очень жалею.
