Графиня де Монсоро - Дюма Александр
Можирон отступил, взбешенный более, чем когда-либо.
Шомберг занял его место и сказал напыщенным тоном:
– Что до меня, то я немец, пусть грубый, тупой, но прямой. Я говорю во весь голос, чтобы все, кто меня слушает, слышали, что я сказал. Но когда мои слова, которые я пытаюсь сделать как можно более понятными, не доходят до того, к кому они обращены, потому что он глух, или не поняты им, потому что он не хочет понимать, в таком случае я…
– Вы? – сказал Бюсси, устремляя на молодого человека, чья нетерпеливая рука уже угрожающе поднималась, один из тех взглядов, которые могут вырваться только из ни с чем не сравнимых зрачков тигра, взглядов, которые словно извергаются из глубины пропасти и так и мечут пламя. – Вы?
Рука Шомберга опустилась.
Бюсси пожал плечами, сделал оборот на каблуках и повернулся к нему спиной.
Теперь он оказался лицом к лицу с д’Эперноном.
Д’Эпернон уже бросился в бой, и пути к отступлению у него не было.
– Поглядите, господа, – сказал он, – каким провинциалом стал господин де Бюсси после его бегства с монсеньором герцогом Анжуйским: он отпустил бороду и не носит на шпаге банта; на нем черные сапоги и серая шляпа.
– Как раз об этом я сейчас и сам размышлял, дорогой господин д’Эпернон. Видя вас таким нарядным, я подумал: «До чего может довести человека несколько дней отсутствия при дворе! Я, Луи де Бюсси, сеньор де Клермон, вынужден равняться на вкус мелкого гасконского дворянчика!» Но разрешите мне пройти, прошу вас. Вы подошли так близко, что наступили мне на ногу, и господин де Келюс тоже. Я это почувствовал, хотя на мне и сапоги, – добавил он с чарующей улыбкой.
И, пройдя между д’Эперноном и Келюсом, Бюсси протянул руку Сен-Люку, который как раз вошел в залу.
Сен-Люк заметил, что рука эта вся в поту.
Он понял: происходит что-то необычное, и, увлекая за собой Бюсси, сначала вывел его из кольца миньонов, а затем и из залы.
Ропот удивления поднялся среди миньонов и распространился на другие группы придворных.
– Невероятно, – говорил Келюс, – я его оскорбил, а он мне не ответил.
– Я, – сказал Можирон, – я бросил ему вызов, и он мне не ответил.
– Я, – подхватил Шомберг, – поднес руку к самому его лицу, и он не ответил мне.
– Я наступил ему на ногу, – кричал д’Эпернон, – наступил на ногу, и он не ответил.
Д’Эпернон словно бы даже вырос на толщину ступни Бюсси.
– Совершенно ясно: он ничего не хотел понимать, – сказал Келюс. – Тут что-то есть.
– Я знаю что! – воскликнул Шомберг.
– А что же?
– А то. Он прекрасно видит: вчетвером мы убьем его, и не хочет быть убитым.
В это время к молодым людям подошел король. Шико шептал ему что-то на ухо.
– Ну, – произнес король, – что же вам говорил господин де Бюсси? Мне послышалось, разговор у вас был крупный.
– Вы желаете знать, что говорил господин де Бюсси, государь? – спросил д’Эпернон.
– Да, вам же известно: я любопытен, – ответил с улыбкой Генрих.
– По чести, ничего хорошего, государь, – сказал Келюс, – он больше не парижанин.
– Так кто же он тогда?
– Деревенщина. Он уступает дорогу.
– О! – сказал король. – Что это значит?
– Это значит, я собираюсь обучить свою собаку хватать его за икры, – сказал Келюс, – и, кто знает, может быть, даже и тогда он ничего не заметит из-за своих сапог.
– А я, – сказал Шомберг, – у меня есть чучело для упражнений в ударах шпагой, так вот я назову его Бюсси.
– А я, – заявил д’Эпернон, – я буду действовать более прямо и пойду дальше. Сегодня я ему наступил на ногу, завтра – дам ему пощечину. Храбрость у него напускная, она держится на самолюбии. Он говорит себе: «Довольно я сражался за свою честь, теперь надо поберечь свою жизнь».
– Как, господа, – воскликнул Генрих, прикидываясь рассерженным, – вы осмелились дурно обращаться у меня в Лувре с дворянином из свиты моего брата?
– Увы, да, – сказал Можирон, отвечая на притворный гнев короля притворным же смирением, – и хотя мы обращались с ним весьма дурно, он ничем нам не ответил.
Король с улыбкой поглядел на Шико, нагнулся к его уху и шепнул:
– Ты все еще считаешь, что они мекают, Шико? Мне кажется, они уже зарычали, а?
– Э! – сказал Шико. – А может, они замяукали. Я знал людей, которым кошачье мяуканье ужасно действовало на нервы. Может быть, господин Бюсси относится к таким людям. Вот почему он и вышел, не ответив.
– Ты так думаешь? – сказал король.
– Поживем – увидим, – ответил наставительно Шико.
– Брось, – сказал Генрих, – каков господин, таков и слуга.
– Не хотите ли вы этим сказать, государь, что Бюсси слуга вашего брата? В таком случае вы изрядно ошибаетесь.
– Господа, – сказал Генрих, – я иду к королеве, с которой я обедаю. Скоро Желози[158] разыграют перед нами фарс; приглашаю вас на представление.
Присутствующие почтительно поклонились, и король удалился через главную дверь.
Как раз в эту минуту господин де Сен-Люк входил через боковую.
Он знаком остановил четырех миньонов, собиравшихся уйти.
– Прошу прощения, господин де Келюс, – сказал он, поклонившись, – вы все еще живете на улице Сент-Оноре?
– Да, дорогой друг, а почему вы спрашиваете? – спросил Келюс.
– Я хотел бы сказать вам пару слов.
– О!
– А вы, господин де Шомберг, не будете ли вы так добры дать мне ваш адрес?
– Я живу на улице Бетизи, – сказал удивленный Шомберг.
– Ваш я знаю, д’Эпернон.
– Улица де Гренель.
– Вы мой сосед. А вы, Можирон?
– Я обитаю в казарме Лувра.
– Значит, я начну с вас, если разрешите, нет, пожалуй, с вас, Келюс.
– Великолепно. Мне кажется, я понял. Вы пришли по поручению Бюсси?
– Не стану говорить, по чьему поручению я явился, господа. Мне надо с вами поговорить, вот и все.
– Со всеми четырьмя?
– Да.
– Хорошо, но если вы не хотите говорить с нами в Лувре, потому что, как я предполагаю, считаете это место неподходящим, мы можем отправиться к одному из нас. Мы можем выслушать все вместе то, что вы собирались сказать нам каждому по отдельности.
– Прекрасно.
– Тогда пойдемте к Шомбергу, на улицу Бетизи, это в двух шагах.
– Да, пойдемте ко мне, – сказал молодой человек.
– Пусть будет так, господа, – ответил Сен-Люк и снова поклонился.
– Ведите нас, господин Шомберг.
– С удовольствием.
Пятеро дворян вышли из Лувра и взялись под руки, заняв всю ширину улицы.
За ними шествовали их вооруженные до зубов слуги.
Так они явились на улицу Бетизи, и Шомберг приказал приготовить большую гостиную своего дворца.
Сен-Люк остался ждать в передней.
Глава XXXVII
О том, как Сен-Люк выполнил поручение, которое дал ему Бюсси
Оставим ненадолго Сен-Люка в передней Шомберга и посмотрим, что произошло между ним и Бюсси.
Бюсси, как мы знаем, покинул тронный зал вместе со своим другом, раскланявшись с теми, кто не был проникнут духом придворного угодничания до такой степени, что мог не ответить на любезность столь опасного человека, как Бюсси.
Ибо в те времена господства грубой силы, когда личное могущество было всем, человек мог, если он был силен и ловок, выкроить в прекрасном королевстве Франция небольшое королевство для себя, как в географическом, так и в моральном смысле.
Именно так и царствовал Бюсси при дворе короля Генриха III.
Но в тот день, как мы с вами видели, Бюсси встретил в своем королевстве весьма дурной прием.
Лишь только друзья вышли из зала, Сен-Люк остановился и, с беспокойством глядя на Бюсси, спросил:
– Вы плохо себя чувствуете, друг мой? Вы так бледны, что, кажется, вот-вот потеряете сознание.
– Нет, – сказал Бюсси, – я задыхаюсь от злости.
– Ну хорошо, думаете вы что-нибудь предпринять в отношении этих бездельников?
– Еще бы, черт побери, вы сейчас увидите.
