Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1
– Покорно вас благодарю, – недовольным тоном ответил Филипп. – Право, матушка, вы рисуете мне тревожные картины.
– В каком отношении? – с притворной наивностью спросила королева.
– Вы хорошо знаете, – печально сказал Филипп, – вы отлично знаете, как мне не хотелось жениться.
– О, на этот раз вы меня пугаете! Значит, у вас есть серьезные основания быть недовольным принцессой?
– Серьезные – я этого не говорю.
– Тогда зачем же это мрачное лицо! Если вы покажетесь с таким лицом, берегитесь: вас примут за очень несчастного мужа.
– И в самом деле, – согласился Филипп, – я совсем не счастливый муж, и я хочу, чтобы это видели.
– Филипп, Филипп!
– Право, ваше величество, скажу вам откровенно: я не такой жизни ждал, какую мне устраивают.
– Объяснитесь.
– Моя жена никогда не бывает со мной. Она постоянно ускользает от меня. Утром – визиты, переписка, туалеты; вечером – балы, концерты.
– Филипп, вы ревнуете!
– Я? Упаси меня бог! Пусть другие играют глупую роль ревнивого мужа; но я раздосадован.
– Филипп, вы упрекаете свою жену за очень невинные вещи, и до тех пор, пока у вас не будет чего-нибудь более серьезного…
– Выслушайте меня! Женщина, хоть и невиновная, может внушать беспокойство мужу. Некоторые посещения, некоторые предпочтения способны довести бог знает до чего самого неревнивого мужа…
– Наконец-то! Посещения, предпочтения – прекрасно! Уже целый час мы говорим обиняками, и только теперь вы заговорили по-настоящему.
– Ну да.
– Это серьезнее. Но разве принцесса виновата перед вами в подобных вещах?
– Вот именно.
– Как! На пятый день после свадьбы ваша жена предпочитает вам кого-то, посещает кого-то? Берегитесь, Филипп, вы преувеличиваете ее вину; кто ищет во что бы то ни стало доказательств, ничего не может доказать.
Испуганный серьезным тоном матери, принц хотел ответить, но смог только невнятно пробормотать несколько слов.
– Ну вот, вы отступаете? – сказала Анна Австрийская. – Тем лучше! Вы признаете ошибочность своих обвинений.
– Нет, нет, – вскричал Филипп, – я не отступаю, и я докажу свои слова. Я сказал «предпочтения», не так ли? Так слушайте…
Анна Австрийская приготовилась слушать с тем удовольствием кумушки, которое всегда испытывает даже самая лучшая женщина, даже лучшая мать, будь она самой королевой, когда ее посвящают в мелкие супружеские ссоры.
– Итак, – продолжал Филипп, – скажите мне одну вещь.
– Какую?
– Почему моя жена сохранила английских придворных? Скажите!
И Филипп скрестил руки, глядя на мать, в уверенности, что королева не найдет ответа на этот вопрос.
– Но, – ответила Анна Австрийская, – дело очень просто: потому, что англичане ее соотечественники; потому, что они истратили много денег на проводы ее во Францию; потому, что было бы невежливо и даже недипломатично внезапно отослать обратно представителей знатных семей, которые не побоялись никаких жертв, чтобы доказать свою преданность.
– О матушка! Нечего сказать, большая жертва приехать со своей дрянной родины в нашу прекрасную страну, где на одно экю можно купить больше вещей, чем там на четыре! Большая преданность проехать сто лье, провожая женщину, в которую влюблены!
– Влюблены? Филипп, подумайте, что вы говорите!
– Я знаю, что говорю!
– Но кто же влюблен в принцессу?
– Красавец герцог Бекингэм… Неужели вы и его собираетесь защищать?
Анна Австрийская покраснела и улыбнулась. Это имя воскресило в ней столько сладких и в то же время печальных воспоминаний.
– Герцог Бекингэм? – прошептала она.
– Да, один из салонных любимчиков, как говаривал мой дед, Генрих Четвертый.
– Бекингэмы преданны и отважны, – решительно сказала королева.
– Ну вот, теперь моя мать защищает друга сердца моей жены! – простонал изнеженный Филипп в порыве отчаяния, потрясшем его до слез.
– Сын мой, сын мой! – прервала его Анна Австрийская. – Это выражение недостойно вас. У вашей жены нет друга сердца, а если бы такой и явился, им не будет герцог Бекингэм. Мужчины из его рода, повторяю вам, честны и скромны; они свято чтут законы гостеприимства.
– Ах, матушка! – вскричал Филипп. – Бекингэм – англичанин, а разве англичане оберегают достояние французских принцев и королей?
Анна опять покраснела и отвернулась, словно для того, чтобы вынуть перо из чернильницы, на самом же деле желая скрыть от сына свой румянец.
– Право, Филипп, – поморщилась она, – вы употребляете выражения, которые смущают меня. Ваш гнев ослепляет вас, а меня пугает. Ну подумайте, рассудите…
– Мне нечего рассуждать, матушка, я вижу.
– Что же вы видите?
– Я вижу, что герцог Бекингэм не отходит от моей жены. Он осмеливается подносить ей подарки, и она решается их принимать. Вчера она заговорила о фиалковом саше. Наши парфюмеры – вы это знаете, матушка, так как сами безуспешно требовали от них сухих духов, – наши французские парфюмеры не могли добиться этого аромата. А у герцога было с собой фиалковое саше. Значит, это он подарил моей жене саше.
– Сын мой, – сказала Анна Австрийская, – вы строите пирамиды на остриях иголок. Берегитесь. Что тут дурного, спрашиваю я вас, если человек даст своей соотечественнице рецепт новых духов? Ваши странные понятия, клянусь вам, вызывают во мне тяжелые воспоминания о вашем отце, который часто причинял мне страдания своей несправедливостью.
– Отец герцога Бекингэма, наверное, был сдержаннее и почтительнее сына, – усмехнулся Филипп, не замечая, что он грубо оскорбляет чувства матери.
Королева побледнела и прижала к груди судорожно сжатую руку. Но она быстро овладела собой и спросила:
– Одним словом, вы пришли сюда с каким-нибудь намерением?
– Конечно.
– Так говорите.
– Я пришел сюда, матушка, с намерением пожаловаться вам и предупредить вас, что я не потерплю такого поведения со стороны герцога Бекингэма.
– Что же вы сделаете?
– Я пожалуюсь королю.
– Но что же вам может сказать король?
– Тогда, – продолжил принц с выражением жестокой решимости, странно противоречившей обычной мягкости его лица, – тогда я сам приму меры.
– Что вы называете «принять меры»? – с испугом спросила Анна Австрийская.
– Я хочу, чтобы герцог оставил в покое мою жену. Я хочу, чтобы он уехал из Франции, и выскажу ему свою волю.
– Вы ничего не выскажете, Филипп, – сказала королева, – потому что, нарушив до такой степени законы гостеприимства, вы поступите дурно, и я попрошу короля отнестись к вам со всей строгостью.
– Вы грозите мне, матушка! – удивился Филипп. – Вы грозите, когда я жалуюсь!
– Нет, я не угрожаю вам, я просто хочу охладить вас. Я говорю вам, что, приняв против герцога Бекингэма или любого другого англичанина суровые меры, даже совершив простую невежливость, вы посеете между Францией и Англией весьма прискорбный раздор. Как? Принц, брат французского короля, не может скрыть обиды, даже если она обоснована, когда этого требует политическая необходимость!
