Гэри Дженнингс - Ярость ацтека
Когда мы только прибыли сюда, нас было меньше восьми тысяч, но с первого же дня наша численность начала расти, – говорила Марина с горящими от гордости глазами. – Город приветствовал падре как героя-победителя. Тут тебе и марширующие оркестры, и скачущие всадники, и пушечный салют, и колокольный звон, и даже исполнение «Te Deum».
Хорошие новости о Реконкисте приходили и из других регионов. Большая часть северных поселений – Сакатекас, Сан-Луис-Потоси и обширный, хотя и малонаселенный край, лежащий за ними, – все с воодушевлением поддержали революцию. По всему Бахио вице-королевская власть была низвергнута, и революционеры и сухопутные пираты перехватывали роялистских посланцев. Впечатляющих успехов добился в тропическом Акапулько священник Морелос.
– Падре послал его поднимать армию с отрядом всего в двадцать пять человек, – поведала Марина, – причем у них даже не было огнестрельного оружия. Теперь у Морелоса уже несколько тысяч бойцов, но до сих пор он отказывался встречаться с королевскими войсками в открытом сражении. Как и твои amigos с Иберийского полуострова, он предпочитает партизанскую войну.
Марина рассмеялась.
– Морелос был еще даже более бедным священником, чем сам падре. В семинарии, говорят, он однажды чуть не помер с голоду. А сейчас ведет за собой армию.
* * *
Накануне великой битвы с Кальехой, которая должна была состояться завтра, как раз исполнилось четыре месяца с того дня, как падре провозгласил независимость колонии.
Несколькими днями ранее мы выяснили, что Кальеха приближается к нам с большей частью имеющихся сейчас в колонии испанских сил. Марина проследила за его войском на марше, и, по ее подсчетам, оно составляло семь тысяч человек. Мы можем выставить в десять раз больше, но это будет неуправляемая толпа, брошенная против обстрелянных, хорошо вооруженных формирований.
Все понимали, что битва не за горами, и это лишь подливало масла в огонь, обостряя разногласия. Альенде заявлял, что эффективно командовать такой огромной толпой невозможно, и призывал разделить армию на семь или восемь отдельных формирований, по десять тысяч человек в каждом, и атаковать роялистов последовательно, волна за волной, а не всем скопом зараз.
Падре Идальго не согласился.
– Он сказал, что, если разделить толпу, то управлять ею будет еще сложнее, да к тому же мы вдобавок столкнемся с массовым дезертирством, – поведала мне Марина. – Падре считает, что мы должны использовать против роялистов подавляющее численное превосходство. Он верит, что если мы навалимся на них всей массой, они первые не выдержат и обратятся в бегство.
Я согласился с замыслом Идальго. Если разбить армию на множество отдельных подразделений, она станет еще менее управляемой, а случись передовому отряду не выдержать вражеского огня и отступить, следующие за ним войска тоже, скорее всего, не удержат позиций. Огромная масса людей должна функционировать как единое целое. Если голова поворачивается, то и тело следует за ней.
Альенде даже предложил оставить Гвадалахару и снова отступить, чтобы получше обучить и вооружить солдат, однако при таком маневре нас неминуемо покинули бы десятки тысяч индейцев. Кроме того, падре Идальго был не просто воином, а священником. В отличие от офицеров-креолов он верил, что добро способно одолеть зло, даже если последнее и хорошо вооружено.
И снова, как это уже было после отказа падре идти на столицу, по лагерю поползли слухи о возглавляемом офицерами заговоре и очередной попытке отравить generalíssimo. Марина командовала индейцами, которым поручено было оберегать падре в этом хаосе, и я сказал ей, за кем из офицеров особенно желателен пригляд. Мне по-прежнему не верилось в то, что Альенде или братья Альдама могут причинить падре вред, но ведь далеко не все офицеры были столь благородны – или столь умны. Ведь вздумай они убить падре, ацтеки обрушили бы свою месть на всех креолов без разбора, и с нашей армией было бы покончено.
Никто точно не знал, сколько бедных, безземельных пеонов собралось под знамена падре. Я насчитал восемьдесят тысяч, но большая часть бойцов была вооружена лишь ножами, дубинками да заостренными кольями вместо пик. Мы раздобыли около сотни пушек и значительное количество черного пороха и ядер, но орудия в основном были низкого качества: редко железные или бронзовые, но по большей части деревянные трубы, обитые металлическими обручами. Да и из тех стрелять было все равно некому: нам недоставало обученных канониров.
Наша кавалерия по-прежнему состояла преимущественно из vaqueros, вооруженных деревянным копьями. Впрочем, многие имели еще и мачете, а некоторые – ржавые пистолеты. Боевых коней для «драгун» у нас не было, их животные представляли собой причудливую смесь: недокормленные рабочие лошадки с гасиенд; мулы, позаимствованные из перевозивших серебро вьючных обозов; и ослы, которые смертельно пугались, услышав треск выстрелов и гром канонады или увидев и почуяв кровь.
Мы выступили из Гвадалахары бесконечной колонной доморощенных воинов: только жалкая горстка была облачена в мундиры, и лишь у немногих имелось настоящее боевое оружие. Но все эти недостатки с лихвой искупались смелостью и верой в правоту своего дела. А вел нас и вовсе храбрейший из храбрейших полководцев. Облаченный в ослепительный, ало-бело-голубой мундир с сияющим золотым галуном, падре был подлинным героем-победителем, пребывавшим в зените своей славы.
– У нас в обозе достаточно снаряжения и припасов, чтобы совершить марш на столицу, – сказал он своим офицерам, собрав их перед выступлением. – Осталось только покончить с Кальехой, и Новая Испания будет принадлежать americanos.
Я был в восторге от страстности его речей, элегантности его манер, от того, как изысканно он держался в седле, когда гарцевал на своем резвом белом жеребце по улицам Гвадалахары, вызывая всеобщее ликование.
Обе армии сошлись возле моста, перекинутого через реку Кальдерон. Мы находились в одиннадцати лигах к востоку от Гвадалахары, в одном дне напряженного конного пути. То была засушливая, холмистая территория со скудной растительностью, по большей части пожухлой травой да корявыми деревцами.
По приказу падре наши войска захватили мост и заняли высоты на подступах к Гвадалахаре. Он расположил армию с присущей ему мудростью: так, что с какой бы стороны ни обрушился на нас Кальеха, мы были одинаково хорошо защищены barranca – глубоким оврагом.
Когда стемнело, мы, десятки тысяч бойцов, остановились среди холмов на ночлег, и одних только огней наших лагерных костров было больше, чем звезд на небе.
Утром следующего дня стало ясно, что Кальеха стремительно движется прямо на нас.
