Луи Жаколио - Покоритель джунглей
Подумать только, если бы мне не пришла в голову мысль воспользоваться необычным сходством между мной и Арджуной и просить его позволения председательствовать на последнем собрании жемедаров, чтобы самому убедиться в настроении членов общества, все мои усилия пошли бы прахом из-за дерзости и хитрости проклятого Кишнайи! К счастью, я переписывался только с Арджуной, иначе все мои тайны, все мои планы стали бы известны этому негодяю. Но его недостойное обращение с браматмой, явное желание избавиться от него привели к тому, что Арджуна стал недоверчив и скрытен. Кроме часа восстания, утаить который было невозможно, Кишнайя ничего не знает ни о наших союзниках, ни о наших реальных силах, ни даже о том, что я нахожусь в Индии. Теперь он беззащитен перед нами, ибо слишком доверился толщине стен и плит над нашей головой. Я сыграл рискованно, допустив наш арест, которого можно было бы избежать, но бывают минуты, когда храбрость полезнее осторожности. Это был единственный способ обмануть наших врагов и усыпить их бдительность. Иначе нам пришлось бы вступить в борьбу, не закончив все приготовления. Нам нужно еще две недели, чтобы вооружить наших людей. В это время Кишнайя отправится в Нухурмур, где Барбассон все приготовил для его встречи. Вице-король будет терпеливо ждать поимки Нана-Сахиба, в которой он теперь уверен.
Пока браматма разговаривал так сам с собой вполголоса, анализируя ситуацию в мельчайших подробностях, чтобы убедиться, что им приняты все меры предосторожности и его планы не могут сорваться, Анандраен неспешно вошел в зал и встал позади кресла мнимого Арджуны, несколько раз едва не выдав себя от волнения.
Покоритель джунглей, подперев голову руками, на несколько минут глубоко задумался, а затем продолжал:
— Я так ловко сыграл свою роль, что никто не узнал меня, за исключением Анандраена. Милый друг! Моя уклончивость, я уверен, заставила его страдать. То, как тщательно я избегал прямых ответов на его вопросы, убедило его в том, что он не ошибся. Мое нежелание открыться ему должно было причинить Анандраену настоящую боль. Но он должен понять, что я не мог вести себя иначе в присутствии факиров и стражников, я не хочу открывать свое инкогнито даже членам совета, ибо тайна, известная многим, перестает быть тайной… Что до Анандраена, я не стану более таиться от него, мое молчание может ранить нашу старую дружбу. Сегодня же вечером я все расскажу ему…
— Тогда ты простишь мне мою нескромность, — сказал Анандраен, не сдерживая больше душившее его волнение.
— Ты здесь! — воскликнул пораженный Покоритель джунглей, обернувшись.
— За двадцать лет ничто не омрачило нашей привязанности друг к другу, поэтому я пришел сюда не для того, чтобы подслушивать твои мысли… Я узнал тебя прежде всего потому, что ты избегал прямо отвечать на мои вопросы. А потом, видишь ли, старого друга не так-то легко обмануть. Увидев тебя на собрании жемедаров, несмотря на твою туземную одежду, темный цвет лица, намазанного куркумой, душой и сердцем я понял, что это ты… Я напрасно пытался заснуть и решил прийти к тебе и сказать: Сердар, я узнал тебя! Зачем же ты скрываешься от старого товарища?
— И я бы ответил тебе: да, это я, и у меня нет секретов от самого преданного, самого давнего моего друга. Ты был первым, с кем я познакомился, прибыв в Индию, Анандраен.
— Значит, ты прощаешь меня?
— Да разве в этом есть нужда!
— Какое счастье снова увидеть тебя!
И оба обменялись крепким рукопожатием.
— Что ты слышал? — спросил Сердар.
— Все или почти все.
— Ты одобряешь меня?
— Полностью!
— Как, по-твоему, я сыграл свою роль?
— Превосходно, ты обманул даже самого Кишнайю… Никогда бы Арджуне не удалось расстроить его махинации.
— Меня навело на след как раз странное поведение старшего из Трех. Значит, теперь ты знаешь все.
— Мне только не совсем ясно, что ты говорил насчет солдат в Пондишери.
— Это как раз очень просто. Будучи губернатором французских владений в Индии, я назначил одного из моих бывших сослуживцев командиром тамошнего гарнизона. Он предан нашему делу, и в одну из безлунных ночей, в тот час, когда вся Индия возьмет в руки оружие, полк покинет французскую территорию и присоединится к нам. Индусам не хватает командиров, в которых они бы верили: мы сделаем генералами всех офицеров, полковниками — всех унтер-офицеров и капитанами — всех солдат. Полковник де Лотрек будет назначен командующим армией, которая двинется в Бенгалию против Хейвлока, командир батальона Картье де ла Шене будет действовать в Мадрасе, в то время как Нана-Сахиб и я, встав во главе западной армии, двинемся на Бомбей. Четверо раджей юга и Нариндра, имея под своим командованием 200 тысяч всадников-маратхов, очистят центр, не давая англичанам перегруппировать силы, и отрежут их от пунктов снабжения. Если, как я надеюсь, наш план удастся, то через шесть недель в Индии не останется ни одного красного мундира.
— Да услышит тебя Шива! — промолвил старый Анандраен. — Это прекрасная мечта, но боюсь, что, как и всякая мечта, она далека от действительности.
— Откуда у тебя такие недобрые предчувствия?
— Я боюсь, как бы раджи юга не струсили в последний момент.
— Они слишком скомпрометировали себя, чтобы отступить. И разве не они сами всеми силами подталкивали нас ко второму восстанию?
— Да, я знаю. Пока речь идет о том, чтобы замышлять заговоры, принимать героические решения, они всегда в первых рядах. Но как только от слов надо переходить к делу, куда только девается их прыть! Именно так эти изнеженные потомки наших древних властителей позволили англичанам отнять у них троны, лишить их всего, и ни один не вскочил в седло, чтобы с оружием в руках защитить наследие предков и со славой пасть на поле брани, вместо этого они предпочли стать придворными вице-короля Калькутты.
— Знаю, Анандраен. Но первый раз восстание провалилось из-за того, что на борьбу с иностранным игом поднялась не вся Индия. Соперничество между провинциями, набобами и раджами помогало нашим врагам одерживать победы. Теперь англичане увидят, что это настоящее национальное движение, объединившее мусульман севера с браманистами юга во имя единой цели. Поверь мне, невозможно устоять перед народом в двести пятьдесят миллионов человек, решивших умереть ради свободы… Но оставим это, старина, пришла пора действовать. Иди отдохни, мне надо побыть одному, чтобы написать важное письмо Барбассону и закончить несколько срочных дел. Не забудь, что для всех остальных я по-прежнему браматма Арджуна.
— Не бойся, я не раскрою твое инкогнито… Еще одно слово, и я оставлю тебя. Где же прячется настоящий браматма?
