Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 1
— И твои мечты, созданные тобою химеры тебе дороже моей любви? — с гневом хлопнув в свои прелестные ладоши, которые тут же покраснели, воскликнула Лоренца. — Ты осуждаешь меня на монашеское целомудрие и в то же время постоянно искушаешь меня своим присутствием? Говорю тебе, Джузеппе, это — преступление.
— Не кощунствуй, Лоренца, я ведь тоже страдаю! — вскричал Бальзамо. — А ну-ка, загляни в мое сердце и попробуй сказать после этого, что я тебя не люблю!
— Но почему же тогда ты противишься самому себе?
— Потому что хочу вознести тебя вместе с собой на престол мира!
— Ах, Бальзамо, разве твое честолюбие может дать тебе столько, сколько даст моя любовь? — прошептала молодая женщина.
Теперь уже Бальзамо не выдержал и склонил голову на грудь Лоренцы.
— О да, да, теперь я наконец вижу, что ты любишь меня сильнее своего честолюбия, сильнее могущества, сильнее надежд! — воскликнула она. — Наконец ты меня любишь так же, как я тебя!
Бальзамо попытался стряхнуть с себя пьянящий туман, в который погружался его рассудок. Однако усилия его были тщетны.
— Если ты меня так любишь, пощади, — простонал он.
Лоренца его уже не слышала: она обвила его руками, словно оковами, цепкими, как стальные крючья, и прочными, как алмаз.
— Я стану любить тебя, как ты хочешь — как сестра или как жена, девственницей или супругой, — только подари мне один-единственный поцелуй, — прошептала она.
Бальзамо сдался: покоренный столь страстной любовью, не имея сил сопротивляться дальше, с горящими глазами и запрокинутой головой, тяжело дыша, он прижался к Лоренце, которая притягивала его, словно магнит железо. Губы его уже готовы были прикоснуться к губам молодой женщины, но внезапно рассудок вернулся к нему. Граф вскинул руки в воздух, насыщенный опьяняющим туманом.
— Лоренца, я приказываю вам проснуться! — вскричал он.
И сразу же узы, которых он не мог порвать, исчезли: руки, сжимавшие его, разжались, улыбка на запекшихся губах Лоренцы медленно увяла, словно с последним вздохом из нее вышли остатки жизни, ее плотно сжатые веки раскрылись, расширенные зрачки сузились; она с усилием встряхнула руками и, проснувшись, устало опустилась на диван.
Сидевший в трех шагах от нее Бальзамо глубоко вздохнул и тихо проговорил:
— Прощай сон, прощай, счастье.
57. ДВОЙНОЕ БЫТИЕ. НАЯВУ
Как только взгляд Лоренцы обрел прежнюю остроту, она быстро огляделась. Не без видимого удовольствия осмотрев мелочи и безделушки, которые так радуют каждую женщину, она остановила взгляд на Бальзамо и мучительно вздрогнула. Бальзамо — весь внимание! — продолжал сидеть в нескольких шагах от нее.
— Опять вы? — подавшись назад, воскликнула молодая женщина.
На ее лице явно выразился испуг: губы побелели, на лбу у корней волос выступили капельки пота. Бальзамо молчал.
— Где я? — спросила она.
— Вы знаете, сударыня, откуда вы явились, поэтому легко можете догадаться, где находитесь сейчас.
— Хорошо, что вы напомнили, теперь я знаю. Вы меня неотступно преследовали, гнались за мной по пятам, вырвали из рук августейшей посредницы между Богом и мною.
— Стало быть, вы понимаете, что даже принцесса при всем ее могуществе не в силах вас защитить.
— Да, вы заставили ее подчиниться с помощью какого-то колдовства, — воскликнула Лоренца и сложила руки на груди: — О Боже, Боже, избавь меня от этого демона!
— Почему же я для вас демон, сударыня? — пожав плечами, осведомился Бальзамо. — Раз и навсегда прошу вас: оставьте все это бремя ребяческих верований, что вы привезли из Рима, равно как и груду нелепейших суеверий, которые тащите за собой из монастыря.
— О, монастырь! Кто мне вернет монастырь! — разрыдалась Лоренца.
— Вообще-то пребывание в монастыре — дело достойное всяческого сожаления, — бросил Бальзамо.
Лоренца, подбежав к окну, отдернула занавеску, подняла задвижку, и ее протянутая рука наткнулась на толстый прут решетки, скрытой за цветами, которые делали преграду менее зловещей, ничуть не уменьшая ее прочности.
— Тюрьма и есть тюрьма, однако я предпочитаю ту, что приведет меня на небо, а не в ад, — проговорила девушка и яростно уперлась своими маленькими кулачками в решетку.
— Будь вы разумнее, Лоренца, вы не нашли бы на окне никакой решетки — одни цветы.
— Разве не была я благоразумной, когда вы заперли меня в тюрьме на колесах с этим вампиром, которого вы называете Альтотасом? Была — и что же? Вы все равно глаз с меня не спускали, я была вашей пленницей, а покидая меня, вы вселяли в меня дух, которым я одержима и которому не могу противиться! Где этот отвратительный старикашка, заставлявший меня умирать от ужаса? Там, где-нибудь в углу, не так ли? Стоит нам замолчать, как мы услышим из-под земли его замогильный голос!
— У вас разыгралось воображение, точно у ребенка, сударыня, — ответил Бальзамо. — Альтотас — мой наставник, друг, мой второй отец, это безобидный старик, который никогда вас не видел, никогда к вам не приближался, а если его видели или приближались к нему вы, не обращал на вас внимания, целиком поглощенный своей работой.
— Работой! Интересно, что же это у него за работа? — проворчала Лоренца.
— Он ищет эликсир жизни. Все высокие умы ищут его уже шесть тысяч лет.
— А что ищете вы?
— Я? Человеческое совершенство.
— О демоны, демоны! — воздев руки к небу, воскликнула Лоренца.
— Ну вот, у вас опять начинается приступ! — проговорил Бальзамо и поднялся.
— Приступ?
— Ну да, приступ. Есть кое-что, чего вы не знаете, Лоренца: ваша жизнь разделяется на два периода. В одном из них вы мягки, добры и рассудительны, в другом — вы безумны.
— И вы меня заперли под ложным предлогом моего безумия?
— Увы, так надо.
— О, вы можете быть жестоки и безжалостны, можете засадить меня за решетку, даже убить, но только не лицемерьте, не терзайте меня, делая вид, что жалеете!
— Но послушайте, разве это мучение — жить в изящно убранной, удобной комнате? — без всяких признаков раздражения и даже с благодушной улыбкой спросил Бальзамо.
— Решетки, повсюду одни решетки! Нечем дышать!
— Но поймите, Лоренца, они поставлены здесь ради вашей жизни.
— Он сжигает меня на медленном огне, а сам заявляет, что печется о моей жизни! — воскликнула девушка.
Бальзамо подошел к ней и дружески протянул руку, но она отпрянула, словно прикоснулась к змее.
— Не трогайте!
— Значит, вы ненавидите меня, Лоренца?
— Спросите у жертвы, ненавидит ли она палача.
