Умирающие и воскресающие боги - Евгений Викторович Старшов
Еще Александр Македонский планировал сделать последнего александрийским божеством, общим для греков и египтян, – именно эту идею, в конечном счете, и воплотил Птолемей с Сераписом, но этому предшествовал ряд интересных экспериментов. Змей почитали и греки, и египтяне, и даже иудеям они не были чужды (вспомним, конечно, не только райского искусителя, но и знаменитого Медного змия, остановившего при Моисее эпидемию). «Пристрастие» Александра к змеям объясняет Плутарх: «Однажды увидели также змея, который лежал, вытянувшись вдоль тела спящей Олимпиады (матери Александра. – Е.С.); говорят, что это больше, чем что-либо другое, охладило влечение и любовь Филиппа к жене и он стал реже проводить с нею ночи – то ли потому, что боялся, как бы женщина его не околдовала или же не опоила, то ли считая, что она связана с высшим существом, и потому избегая близости с ней. О том же самом существует и другой рассказ. Издревле все женщины той страны участвуют в орфических таинствах и в оргиях в честь Диониса; участниц таинств называют клодонками и мималлонками, а действия их во многом сходны с обрядами эдонянок, а также фракиянок, живущих у подножья Гемоса (этим последним, по-моему, обязано своим происхождением слово “фрэскэуэйн” – threskeuein, служащее для обозначения неумеренных, сопряженных с излишествами священнодействий). Олимпиада ревностнее других была привержена этим таинствам и неистовствовала совсем по-варварски; во время торжественных шествий она несла больших ручных змей, которые часто наводили страх на мужчин, когда, выползая из-под плюща и из священных корзин, они обвивали тирсы и венки женщин. После явившегося ему знамения Филипп отправил в Дельфы мегалополитанца Херона, и тот привез ему оракул Аполлона, предписывавший приносить жертвы Аммону и чтить этого бога больше всех других. Говорят также, что Филипп потерял тот глаз, которым он, подглядывая сквозь щель в двери, увидел бога, спавшего в образе змея с его женой. Как сообщает Эратосфен, Олимпиада, провожая Александра в поход, ему одному открыла тайну его рождения и настоятельно просила его не уронить величия своего происхождения. Другие историки, наоборот, рассказывают, что Олимпиада опровергала эти толки и восклицала нередко: “Когда же Александр перестанет оговаривать меня перед (богиней) Герой?”» (женой Зевса) («Александр», 2–3).
Да и Арриан пишет, рассказывая о походе Александра по египетской пустыне к оракулу Аммона: «Птолемей, сын Лага, рассказывает, что перед войском появились две змеи, наделенные голосом; Александр велел проводникам довериться божеству и следовать за ними, и змеи указали им дорогу к оракулу и обратно» («Поход Александра», III, 3).
Очень соблазнительно видеть в этих двух вещих змеях тех самых, о которых упомянул П. Элгуд, тем паче что рассказ о них восходит к самому Птолемею: «К Семе (гробнице Александра в Александрии. – Е.С.) пристроили небольшую часовню, посвященную двум божествам в облике змеи – Агатодемону и Агатотюхе. В том или ином виде и в Египте, и в Греции с большим уважением относились к змеям, считавшимся духами – хранителями домашнего очага. Идея Александра о том, чтобы сделать Агатодемона богом – покровителем основанного им города, была удачной, причем в той же мере, что и решение Птолемея, пожелавшего связать память Александра с этим божеством».
По неизвестным нам причинам эта идея не сработала, хотя Птолемей очень старался: известно, что его потомки порой сами исполняли функции жрецов Александрова культа. И тогда был явлен Серапис. Но предыдущая «наработка» Птолемея и его «советников по делам религии» не осталась втуне: две священные змеи, Агатодемон и Агатотюхе, будучи мужского и женского пола соответственно, стали воплощением Сераписа и Исиды, просто на змеиных телах стали появляться головы упомянутых божеств, а у Агатотюхе-Исиды – иногда еще и перси; иногда к ним также прибавлялся малютка-Гарпократ.
В итоге отметим, что именно через Сераписа, бога-спасителя, и назначенную ему в супруги Исиду (у которой тогда не осталось, разумеется, ничего от ее египетского аналога, кроме имени), как божественную Мать с Богомладенцем на коленях, греко-египтянам будет в свое время весьма легко воспринять христианство. Мистика Египта помогла там, где чисто греческий или римский ум видел басни и безумие. Заодно Осирис, если верить информации Н. Румянцева, «передал» Христу свой день рождения (в ночь с 5 на 6 января по нашему календарю) и гораздо более поздний мотив – рождение девой, при сохранении девства рождавшей. Сегодня, впрочем, назначение даты рождения Христа чаще связывают с солнечным Митрой, праздник в честь рождения которого приходился на 24–25 декабря.
Опять же интересная деталь: эпитет Осириса – Уннефер, он же Веннофре, «благое существо» – в христианские времена зажил своей жизнью, превратившись в святого пустынножителя Онуфрия – по одной из версий житий, персидского царевича. Можно было б просто сослаться на созвучие имен или на ношение христианином языческого имени (в греческих святцах, например, есть святые Пенелопа, Афина и т. д.), но сама история этого так называемого святого Онуфрия поистине чудовищна, в «лучших» египетских традициях метаморфоз – это и выдает его происхождение, что называется, с головой. «Житие вкратце», публикуемое в святцах для чадушек Московской патриархии, по меткому выражению протодиакона Андрея Кураева, нам здесь не поможет. По игнорируемому ныне древнему варианту жития, святой Онуфрий
