Прутский поход [СИ] - Герман Иванович Романов
— Примкнуть штыки!
Пороховой дым рассеялся, и Стефан ужаснулся — на тонкий строй из двух шеренг гвардейцев накатывался плотный вал янычар. Окровавленная одежда, кровь на свирепых рожах, завывающие вопли с призывами — все это могло вогнать в ступор любого, кроме гвардейцев молдавского господаря, обстрелянных воинов, причем все из них имели личные счеты к османам и татарам. Слишком долгой и ожесточенной была взаимная борьба, в которой не было жалости к побежденным. И сейчас в бою сошлись «господа», что с презрением относились к «гяурам», и их «рабы», покорность которых оказалась мнимой, а сердца пылали ненавистью и жаждой мщения.
В таких сражениях жалости нет, пощады никто не просит, да и не дают ее — борьба не на жизнь, а на смерть!
— Огонь!
Первая шеренга выстрелила в упор, и судя по предсмертным хрипам и стонам, ответному и яростному реву янычар, нужный эффект был достигнут. И тут же последовала пронзительная команда, на грани срыва голоса:
— В штыки! На нож!!!
Больше ничего не требовалось — ни воодушевляющих возгласов, ни личного примера — к чему все это⁈
Гвардейцы, сохраняя равнение, шагнули в схватку. Длинные клинки в десять вершков остро отточенной стали тесаков страшное оружие в умелых руках — а коротким копьем тут многие умели орудовать. Фузея со штыком та же самая короткая рогатина, по большому счету, только тяжелее по весу в два раза. И можно не только колоть противника таким штыком, но и рубить лезвием — жертве мало не покажется. А еще глушить прикладом, что превращается в своеобразную дубину — сильным ударом можно расколоть лобовую часть черепа или проломить височные кости с затылком…
Стефан совершенно спокойно смотрел на затухающее сражение, которое превратилось в кровавое побоище. Вряд ли кто выживет из турецкого гарнизона, всем суждено отправиться к гуриям. Распаленные схваткой гвардейцы и казаки в плен никого не брали, хотя османы начали кричать «аман». Но поздно, теперь резали всех напропалую, раненых без всякой жалости добивали. Слишком ожесточились сердца, чтобы можно утихомирить их приказом. Да и зачем — пусть вкусят вражеской крови досыта, слухи о том дойдут до османов, и никого из гвардейцев те щадить не будут. А потому если кто-то ослабнет духом в будущих битвах, то все равно будет драться до конца и о сдаче в плен не помыслит.
— Короля живым взяли, набросили арканы и скрутили, а то шпагой махал, — подле Стефана, что спокойно курил, восседая в кресле на башне, встал Мирча, в окровавленной одежде, но радостный, с улыбкой во весь рот. Судя по всему, кровища была чужой, так как ветеран двигался легко.
— Вечером поговорю с его величеством, пусть пока остынет. Надеюсь он не ранен?
— Мочку уха потерял, уже прижгли. Ругается по своему, кричит — но мы его связали, чтоб ничего плохого над собой не учил, и кляп вставили, чтобы себе язык не откусил — бешеный какой-то!
— И правильно, пусть помолчит, зато позже разговорчивым станет, — усмехнулся Стефан, разглядывая посад, по улицах которого сновали всадники в цветных кафтанах, причем форменных, как ни странно. Это были молдавские легкоконные полки, отправленные царем. Петр Алексеевич начал их формирование четыре года тому назад, назначив командиром первого полковника Константина Туркульца. Затем были сформированы еще два полка — Василия Танского и Александра Кегича, вступивших под командование «полудержавного властелина» фельдмаршала Меншикова.
Вот эти три полка прошли через горнило двухлетних сражений в Литве и на Украине, участвовали в Полтавском сражении. Кроме наспех подготовленных гвардейцев, можно было теперь рассчитывать на конницу. Вернее, на кавалерию — вполне регулярною, и в отличие от казацкой вольницы, единообразно вооруженную, обученную и дисциплинированную. В русской армии не забалуешься, там строгости к служивым учиняют, и наказания жестокие. Так что такой «подарок» от Петра Алексеевича пришелся весьма кстати — не было гроша, а тут целый алтын!
— Передай — Варницу пока не штурмовать, из пушек не обстреливать. Да, кроме короля, еще шведов в полон взяли?
— А как же, ваша светлость, приказ блюдем. Трех драбантов целыми захватили, обезоружив, многих пленили ранеными, с десяток побили — но так бой шел, они ведь тоже с оружием были.
— И хрен с ними, — отмахнулся Стефан, пыхнув дымком из трубки, и мимолетно подумав, что есть необходимость в папиросах. — Отправь шведов пленных по их лагерям. Пусть своим скажут, что король здоров, но в плену, а мы пока со свеями не воюем до утра. А там согласится Карл на переговорах, то один разговор будет, а нет, то иной пойдет. Но тогда все три лагеря возьмем, и кто не успеет сдаться по королевскому примеру, убьем! Да, сколько людей своих потерял?
— Троих, и дивчину с ними, — в голосе Мирчи просквозила горечь. — Да еще четверо раненные, один тяжко — мыслю, умрет.
— Выплаты родителям сделаем, а ты новые кадры подбирай, и смотри со всем тщанием. Сам понимать обязан, что о твоих служивых никто ведать не должен, иначе ущерб терпеть начнем. Гильзы собрали?
— Почти все, несколько штук затерялось.
— Сыскать, может быть, под одежду убитых закатились.
— Понимаю, ваша светлость, найдем!
— Тогда иди, мне подумать надо… Хотя… Это там не наша флотилия по реке идет, у тебя глаза острые.
— Так оно и есть, лодки идут, много, и под парусами — словно пятнышки снега посреди голубой ленты.
— Вот и хорошо, Аккерман с лимана блокировать нужно, а то орда там может переправиться. А сего допускать нельзя — Буджак больше не будет нам постоянной угрозой, — Стефан тяжело вздохнул, прекрасно понимая, что начавшаяся война с могущественной Оттоманской Портой совершенно непредсказуема, и, возможно, он ошибся в своих расчетах…
Бендерская крепость (современный вид). «Ключ» ко всей Молдавии — во время своего Прутского похода царь Петр Алексеевич не принял это во внимание, и получил несколько десятков тысяч татарской конницы…
Глава 15
— Государь, молдоване шведского короля Карла пленили, а его драбанты по приказу оружие сложили, почетные условия выговорив себе! А воевода Стефан, или Штефан, как его называют люди, под свое покровительство короля и его людей принял! Я говорил с его светлостью о том, собственными глазами зрел короля Карла, и немедленно выехал к тебе, государь!
Новость на царя Петра Алексеевича подействовала оглушающе, а душа заликовала. Монарх пристально посмотрел на бригадира Кропотова, что лично доставил ему столь счастливую весть, а не отправил гонцом какого-нибудь ротмистра или поручика.
Такое рвение в преданных людях всегда поощрять стоит, и царь на ласку был также приветлив, как мог применить и «таску», и наказать примерно. Пленение короля шведского дорогого стоит, а потому награда за это известие соответствующей должна быть. И Петр, после короткой паузы, негромко, но веско произнес, выделяя слова:
— Жалую тебя, Гаврила Семенович, чином генерал-майорским, за труды твои, на благо державы нашей. И две деревеньки даю — в каких волостях сам выберешь, что по нраву придется!
Нужно было и деньги дать, хотя бы сотню червонцев, но скуповатый царь не любил опустошать казну, мысленно решив, что двух селений за глаза хватит. А дьяки, чернильные души подберут десяток из не самых лучших, пусть генерал и выбирает. Ведь не он Карла пленил, а потому и награда должна быть соответствующей, за рвение, с которой весть привез. И спросил отрывисто, заинтересованно:
— Как у брата молодшего господаря сие предприятие получилось. Не обманом ли, али хитростью какой коварной, а то и бесчестием, брата нашего Карла в свой плен взял⁈
— Никак нет, государь, все честно — на шпагу Бендерскую крепость взяли. Набегом внезапным, в ворота ворвавшись — турки опомниться не успели. Бой жестокий случился — молдаван едва четыре сотни было, османов же тысяча, из них три сотни янычар. Сераскиру Исмаилу паше голову отрубили и на пику водрузили, гарнизон турецкий истребили полностью без всякой жалости в сече лютой!
— А где воевода Стефан был в бою том?
— В первых рядах сражался, стрелял метко — слова о доблести той среди молдаван ходят. Он и у короля Карла шпагу отобрал, а потом вернул — все это
