Жизнь Марии Медичи - Сергей Юрьевич Нечаев
Лишь когда народ полностью натешился в своем остервенении, все части тела Равайяка были собраны и сожжены, а прах развеян по ветру.
Что касается родителей убийцы короля, то их изгнали из страны, а всем прочим его родственникам было велено сменить фамилию.
* * *Сразу скажем, что в 1610 году судьи Равайяка явно не имели особого желания докапываться до истины, да и Мария Медичи проявила не больше склонности к проведению всестороннего расследования. Но уже тогда многие стали задавать себе вопрос: не приложили ли руку к устранению короля те, кому это было особенно выгодно? И лишь через некоторое время выяснилось, что некая Жаклин д’Эскоман, служившая у маркизы де Верней, известной нам фаворитки короля, пыталась предупредить Генриха о готовившемся на него покушении. В его организации, помимо маркизы де Верней, по утверждению Жаклин д’Эскоман, участвовал также могущественный Жан-Луи де Ногаре, герцог д’Эпернон, интриговавший против Генриха IV и мечтавший о первой роли в государстве. Эта самая Жаклин д’Эскоман представила во Дворец правосудия весьма странный документ, в котором она писала:
«Я поступила на службу к маркизе и заметила, что, помимо частых визитов короля, она принимала множество других посетителей, французов с виду, но не сердцем… На Рождество 1608 года маркиза стала посещать проповеди отца Гонтье, а однажды, войдя вместе со своей служанкой в церковь Сен-Жерве-де-Грев, она сразу направилась к скамье, на которой сидел герцог д’Эпернон, опустилась рядом с ним, и на протяжении всей службы они что-то обсуждали шепотом — так, чтобы их никто не услышал».
Якобы опустившись на колени позади них, Жаклин быстро поняла, что речь шла об убийстве короля.
«Через несколько дней после этого случая, — продолжала рассказчица, — маркиза де Верней прислала ко мне из Маркусси Равайяка со следующей запиской: “Мадам д’Эcкоман, направляю вам этого человека в сопровождении Этьенна, лакея моего отца, и прошу о нем позаботиться”. Я приняла Равайяка, не интересуясь, кто он такой, накормила обедом и отправила ночевать в город к некоему Ларивьеру, доверенному человеку моей хозяйки. Однажды за завтраком я спросила у Равайяка, чем он так заинтересовал маркизу. Он ответил, что причина кроется в его участии в делах герцога д’Эпернона. Успокоившись, я пошла за бумагами, намереваясь попросить его внести ясность в одно дело. Вернувшись, я увидела, что он исчез. Все эти странности меня удивили, и я решила войти в доверие к сообщникам, чтобы побольше узнать».
Жаклин д’Эcкоман утверждала также, что старалась сообщить обо всем этом королю через его супругу Марию Медичи, но та в последний момент уехала из Парижа в Фонтенбло. Исповедник погибшего короля о. Коттон, к которому захотела обратиться Жаклин д’Эcкоман, также отбыл в Фонтенбло, а другой иезуит посоветовал ей не вмешиваться не в свои дела.
А вскоре после этого Жаклин д’Эcкоман обвинили в том, что она, не имея средств на содержание своего сына в приюте, пыталась подбросить малыша. Ее немедленно арестовали, и, согласно закону, ей угрожала смертная казнь. Но судьи оказались мягкосердечными: они посадили ее в тюрьму, а потом отправили в монастырь.
В январе 1611 года Жаклин д’Эскоман вышла из монастыря и попыталась опять вывести заговорщиков на чистую воду. Она стала утверждать, что они поддерживали связь с мадридским двором. Об этом же сообщает в своих «Мемуарах» и некий Пьер Дюжарден, именовавшийся капитаном Лагардом. Эти «Мемуары» были написаны в Бастилии, куда Лагард был заключен в 1616 году. Он вышел на свободу после окончания правления Марии Медичи. Лагард узнал о связях заговорщиков, находясь на юге Италии, откуда энергичный представитель испанского короля в Милане граф Фуэнтес руководил тайной войной против Франции. Лагард, приехав в Париж, сумел предупредить Генриха IV о готовившемся покушении, но король не принял никаких мер предосторожности. В «Мемуарах» Лагарда имеются не очень правдоподобные детали — вроде того, будто он в 1608 году видел Равайяка в Неаполе, куда тот якобы привез письма от герцога д’Эпернона к графу Фуэнтесу.
Историк Анри Мартен по этому поводу пишет:
«Согласно Дюжардену, Неаполь в то время был очагом заговоров против Генриха IV, и он был предупрежден об опасностях, которые ему угрожали. “Манифесты” д’Эcкоман и Дюжардена дошли до нас: не исключено, что они оба и делали Генриху IV заявления против герцога д’Эпернона; также возможно, что они примешали сюда Равайяка лишь для того, чтобы придать себе значимости. Судьба Дюжардена оказалась более счастливой, чем судьба д’Эcкоман: он некоторое время просидел в тюрьме, но Людовик XIII в 1619 году выпустил его на свободу и даже даровал ему пенсию. Возможно, он действительно заинтересовал короля, а может быть, это его фаворит де Люинь воспользовался обвинениями Дюжардена, чтобы использовать их в качестве оружия против д’Эпернона».
Интересно, что показания Жаклин д’Эскоман были опубликованы при правлении Марии Медичи, когда она боролась с мятежом крупных вельмож и хотела обратить против них народный гнев. Характерно, что эти показания не компрометировали королеву-мать. А вот «Мемуары» Лагарда были написаны уже после падения Марии Медичи и явно имели целью очернить королеву и ее союзника герцога д’Эпернона.
Таким образом, оба эти свидетельства могут внушать известные подозрения. Вполне возможно, что Генрих IV пал жертвой «испанского заговора», в котором участвовали какие-то другие люди. В пользу этого предположения говорят упорные слухи об убийстве французского короля, распространившиеся за рубежом еще за несколько дней до 14 мая, когда король действительно был убит, а также то, что в государственных архивах Испании чья-то заботливая рука изъяла важные документы, относившиеся к периоду с конца апреля и до 1 июля 1610 года.
Что французский король пал жертвой заговора, руководимого испанцами, впоследствии утверждали такие осведомленные лица, как герцог де Сюлли, личный друг и советник Генриха IV, а также кардинал де Ришелье.
А в 1611 году разговорчивую
